Что касается прямых угроз типа «я тебя отшлепаю» и попыток учинить физическую расправу (собственно, с помощью ремня, кулаков и т. д.), то они совершенно недопустимы. Такие методы раз и навсегда приучают ребенка к мысли, что физическая сила является самым эффективным инструментом решения любых проблем, самым веским аргументом в любом споре. Кроме того, даже единственный случай насилия со стороны родителей напрочь лишает ребенка шанса впоследствии понять, что рукоприкладство – это плохо. И дело тут уже вовсе не в эффективности тех или иных мер. Дело в том, что оно больше никогда для него плохим не будет, поскольку к нему эту меру применили самые лучшие на свете люди – мама или папа… Так что ни физическое, ни моральное унижение в основе своей методом не является. Более того, оно редко оказывает на ребенка лишь ожидаемый нами эффект стыда. Обычно к этому чувству присоединяется немалая обида за то, что мама тоже поступила с ним не вполне правомерно, пусть и не без повода с его стороны.
Назначать наказания за проступки в основе своей правильно, ведь слово «плохо» изначально представляется ребенку абстракцией. Благодаря наказанию оно обретает самый прямой, практический смысл. Поэтому ему в дальнейшем станут более понятными обороты «ты поступил плохо», «с тобой поступили плохо», «плохо себя чувствую» и проч. Тем не менее нам стоило бы проследить за двумя аспектами, неизбежными при реализации системы поощрений совместно с наказаниями. Первый состоит в том, что наказаний должно быть столько же, сколько и поощрений – особенно в пределах одних суток (промежутка хорошей памяти у ребенка). В идеале их должно быть значительно меньше, то есть малыша нужно поощрять чаще, чем наказывать. А второй аспект состоит в том, что наказание никогда не должно быть более сильным или обидным, чем требует мера проступка.
Кроме того, учтем и еще несколько немаловажных нюансов. В частности, наказывать следует именно за проступки (намеренно «плохие» действия), а не за случайности. При этом в ряде случаев мы сильно рискуем принять одно за другое просто в силу разницы в возрасте и, следовательно, образе мысли. Например, возьмем ту же испачканную одежду. Предположим, мы попросили ребенка не пачкаться на сей раз, ибо мы не успеем постирать комбинезон до уже запланированного на завтра похода куда-нибудь. Но уже минут через 10 ребенок исчезает из нашего поля зрения, а возвращается уже грязный. Возможно, его оправдание «я упал!» правдиво, а быть может нет. Если чадо вообще отличается старательностью в деле вытирания испачканных ручонок об одежду и любые окружающие предметы, мы закономерно заподозрим, что оно врет (тем более, коль мы уже ловили его на лжи). Однако даже лжец иногда может говорить правду – например, в случаях, если ему не угрожали наказанием или не спрашивали слишком уж настойчиво. Кроме того, даже уверенно стоящие на ножках дети действительно иногда спотыкаются: такое бывает сплошь и рядом не только с ними, но и со взрослыми. В данном случае мы наверняка рассудим в соответствии с текущим настроением: мы просили, а он не послушался, значит, виновен… На обвинительный вердикт в этот момент наверняка повлияет не столько наш прежний опыт выслушивания детского вранья, сколько испорченное настроение. А между тем ребенок, возможно, и впрямь поскользнулся/споткнулся и своей вины в том не ощущает! Выход из положения здесь всего один – научиться судить о каждом конкретном случае не по тому, как нам кажется, а по тому, что говорят факты.
У родителей есть одна общая для них (за редкими исключениями) странность. А именно: они почему-то всегда готовы простить детей, но редко готовы поверить, что прощать нечего, что они не виноваты в произошедшем… Значит, придется и сдерживаться, и следить за своими словами/действиями чаще и тщательнее, чем теперь. Для вынесения объективного вердикта нам потребуется больше наблюдательности и сосредоточенности. Понятно, что это нелегко, но необходимо отныне и навсегда научиться рассуждать в духе одного знаменитого сыщика. Например, в приведенном случае нам стоит сперва задуматься, почему, если чадо упало, оно не заплакало, хоть наверняка ушиблось? И потом, подтвердить или опровергнуть его версию сможет особенность расположения пятен – к примеру, есть ли они на коленках (при падении они обязательно запачкаются, а в случае каверзы – нет) или имеются только на ладошках?..
Не забудем и о массе промежуточных случаев. Допустим, когда малыш, имеющий прочную привычку вытирать руки об одежду, вытер их в очередной раз автоматически, то есть нарушил запрет, позабыв даже не о нем, а о том, что ему нужно вовремя остановиться. Все это разнообразие случаев мы сейчас не различаем, так как заняты своими проблемами. Но если мы не освоим этот навык сами, то никогда не научим ребенка разнице между хорошим и плохим, между такими оттенками, как «замечательно» и «отвратительно», и т. д. Все оценки у него в голове будут перепутаны, потому что мы сами путаем их, назначая одинаковые поощрения или наказания за разные проступки с разной степенью участия ребенка в них!
6. В крайне непослушных детях не следует дополнительно будить спорщика и отрицателя – в этом нет никакой необходимости, ведь эти черты и так проявляются у него чаще, чем нужно, и сильнее, чем хотелось бы. Поэтому понятно, что чадо с таким характером будет одинаково активно избегать купания как такового, независимо от того, чем мы «скрасим» процедуру – брошенными в воду игрушками, музыкой, растворенными в воде эфирными маслами или «бомбочкой»… Тем не менее следует выбирать шампунь с формулой «без слез», мягкое и приятное полотенце, детскую косметику и зубную пасту. Это не увеличит желание ребенка согласиться с нами в кои-то веки с первого раза и не поможет сократить неизбежные пререкания ни на одну реплику или слово. Однако она поможет не ухудшить ситуацию, которая и так уже не слишком хороша, а значит, в долгосрочной перспективе мы от своего решения только выиграем.
Заключение
Напоследок хотелось бы подчеркнуть, что дети далеко не всегда развиваются так, как хотелось бы родителям. Так что разочарования для нас естественны настолько же, насколько и любовь к своим «цветам жизни» с первого дня знакомства с ними. Эта двойственность чувств, которые мы испытываем к детям, в потенциале может породить немало недоразумений, трагических и непоправимых ошибок. Однако всегда нужно помнить, что самые серьезные проблемы возникают в тот момент, когда ребенок начинает воспринимать столь же неоднозначно и нас. То есть когда его взгляд на родителей тоже становится своеобразным – обожающим и одновременно уже понимающим, что родители ему достались, мягко говоря, далекие от совершенства.
Любая попытка воспитать что-либо в ребенке является, по сути, навязыванием ему знаний, которые у нас есть, а у него нет. Однако знания как таковые можно приобрести двумя путями – по своей воле или в процессе не всегда добровольного обучения. Воспитание в любом случае относится ко второму варианту, поскольку оно подразумевает обучение не только тому, что «хорошо» и «дозволено», но и тому, что «плохо», «запрещено». А ведь психологи уверяют нас, что каждое «нельзя» отзывается в нашей душе, так сказать, болью и обидой, потому что запрет в любом случае является актом недоверия нашему собственному мнению и здравому смыслу, попыткой навязать нам чужую волю.
