Марк, к облегчению Руфия, не сводил глаз со стены перед собой и продолжал молчать.
— Ты в самом деле желаешь получить должность центуриона в этом подразделении? Настолько сильно, что готов принять любые мои условия?
Марк помешкал секунду, ища глазами Руфия. Увидев кивок друга, юноша глубоко вздохнул и ответил:
— Префект, моя семья уничтожена, моя честь украдена, а я объявлен изменником. Это моя последняя возможность спасти себя и послужить Риму. Если я не смогу убедить вас дать мне шанс, у меня не останется иного выхода, кроме самоубийства.
Эквитий тихо, но беззлобно рассмеялся.
— Хм-м. Трогательная речь. Но в действительности тебе придется убеждать не меня.
Старший центурион когорты был непреклонен. Стоя по стойке «вольно», он смотрел в окно канцелярии на отдаленный плац, словно обращаясь к собранию центурионов. Каждое колечко кольчуги на широкой груди сияло, гладкие черные усы спускались великолепной дугой. Центурион рефлекторно провел рукой по голове в поисках волос, которые давно выпали или были острижены почти наголо. Крупный мужчина, поддерживающий свою мускулатуру в форме постоянными упражнениями, не позволяя себе обрюзгнуть.
— Нет, префект, ни один человек в этой когорте за все ее сто двадцать лет не получал звание центуриона, не прослужив предварительно в ее рядах солдатом. По крайней мере десять лет, а обычно намного дольше. И я не собираюсь изменять столь давней традиции.
— Я…
— Господин, я повидал немало сражений за Стеной. Знаю, каково это, когда синеносые прут на наши щиты, размахивая мечами. Мы постоянно твердим мальчишкам о нашем превосходстве в искусстве войны, о том, что им всего лишь нужно воткнуть острие меча в правильную точку на четыре дюйма, и через секунду враг будет мертв. Мы учим их этому изо дня в день, пока они не смогут убивать инстинктивно, даже посреди ужасов битвы. И все равно они пугаются, когда огромный волосатый ублюдок мчится на них, размахивая боевым топором. И единственное, что удерживает парней от бегства, когда они с головы до ног забрызганы кровью, когда соседние солдаты убиты или ловят свои кишки, — это я и еще десять офицеров. Парни знают: мы будем сражаться рядом до самой смерти. Будем стоять и сражаться, прикрывая их спины, даже если они повернутся и побегут. Они равно ненавидят нас и боятся, но главное — они нас уважают. Очень немногие в девятнадцать лет обладают такой способностью вести за собой. И неважно, преторианцы они или нет.
Он повернулся лицом к своему командиру, не собираясь поддаваться на уговоры. Эквитий смотрел на него без тени раскаяния.
— Я полностью с вами согласен.
— Тогда к чему просить меня поговорить с ним?
Префект встал и, обойдя стол, присоединился к старшему центуриону:
— Секст, есть три причины. Во-первых, едва мальчик высказался, я отвел в сторонку этого мошенника Квинта Тиберия Руфия и спросил, с чего бы командиру Шестого рисковать жизнью по такому поводу.
— И?
— Юноша не знает, но его настоящий отец — легат. И, по-моему, ему и не следует об этом знать, после уже испытанного потрясения. Очевидно, наш товарищ по оружию и сенатор были друзьями, когда служили трибунами в одном из испанских легионов. Местная девушка забеременела от Солемна, и Валерий Аквила со своей молодой женой взяли на себя заботу о ребенке. И всякий раз, при виде снаряжения наших людей, вы будете вспоминать, что мы задолжали ему не одну услугу.
Во-вторых, если мы не дадим ему возможности попытаться, он уйдет в холмы и бросится на свой меч. Я видел немало мужчин в таком состоянии, и у него тот самый взгляд…
Префект смотрел куда-то в пустоту.
— …без надежды, сбитый с ног обстоятельствами, но все же решивший удержать судьбу в своих руках. Вам известно, что я уважаю такую позицию.
Они долго молчали, потом центурион заговорил:
— А какая третья причина, префект?
Эквитий задумчиво поджал губы.
— Мне просто интересно, не кроется ли в нем больше, чем мы предполагаем. Вы знаток людей, решать вам.
— И если я все же вынесу решение против?..
— Тогда Трибулу Корву придется выбрать способ, которым он предпочтет наложить на себя руки.
Марк и Руфий вскочили, когда дверь кабинета префекта внезапно распахнулась и на пороге появился старший центурион. Он остановился перед юношей и внимательно оглядел его с головы до пят. Усталость не помешала Марку рассмотреть твердое и решительное лицо мужчины, чей ястребиный взгляд заставлял отнестись к пришельцу со всей осторожностью.
— Ты устал, кандидат?
— Да, старший центурион.
— Пока достаточно просто «господин».
— Да, господин.
— Ноги болят?
— Да, господин.
— Голоден?
— Да, господин.
— Сможешь прошагать еще десять миль, если от этого будет зависеть твоя жизнь?
— Да, господин.
— Хорошо, тогда пошли.
Офицер забрал плащ, меч и шлем у подбежавшего солдата, вручив ему свой жезл, пока пристегивал оружие. Он заглянул в шлем, проверяя положение шерстяной шапки, устилавшей бронзовый купол, и поймал косой взгляд Марка.
— Единственная уступка возрасту. Без волос старый горшок больно носить даже со штатным подбоем, а в этой когорте никто не обматывает голову под шлемом тряпками.
Он поправил подбородочный ремень шлема и забрал у солдата жезл.
— Свободен, солдат. Думаю, твоей центурии пора в наряд на уборку бани.
Центурион и Марк поднялись по склону, миновав казармы, к самому Валу, который на двенадцать футов возвышался над каменными дорогами крепости. Старший центурион Фронтиний направился к лестнице, ведущей на одну из двух надвратных башен, и вывел Марка на парапет. Часовые удивленно смотрели, как центурион указывает юноше на пространство за Валом. От основания на равнину спускался стофутовый, почти отвесный, обрыв; могучее естественное укрепление, военные инженеры наверняка истекли слюной, глядя на него, еще на этапе планирования Стены.
Крутой откос тянулся в обоих направлениях, насколько хватало глаз; извилистая белая стена на его верхушке была легко различима даже на дальнем расстоянии. Примерно в миле от Вала равнина сменялась невысокими холмами, поросшими густым лесом.
— Мы убрали все деревья перед Валом.
Марк понимающе кивнул. Такое открытое пространство практически исключает возможность незаметно подобраться к форту.
Приличных размеров озеро питало бани крепости, вода сама стекала вниз. За века поток пробил себе путь через откос; и здесь, в сотне ярдов от восточной стены крепости, и за Валом юноша мог разглядеть высокую куполообразную крышу бань. Фронтиний постучал по его плечу, привлекая внимание.
