Алджернон. Я должен сейчас же поговорить с ним об одном безотлагательном крещении… я хотел сказать — об одном безотлагательном деле.
Сесили. Вот как!
Алджернон. Я вернусь не позже чем через полчаса.
Сесили. Учитывая, что мы с вами помолвлены с четырнадцатого февраля, а впервые встретились только сегодня, я не думаю, что вам следовало бы покидать меня на столь продолжительный срок, каким являются тридцать минут. Неужели вам не хватит двадцати?
Алджернон. Я мигом вернусь! (Целует ей руку и выбегает из комнаты.)
Сесили. До чего порывистый мальчик! И какие у него чудесные волосы! Нужно записать в дневнике, что он сделал мне предложение.
Входит Мерримен.
Мерримен. Некая мисс Ферфакс хочет видеть мистера Уординга. Говорит, по неотложному делу.
Сесили. А разве мистер Уординг не в библиотеке?
Мерримен. Мистер Уординг некоторое время назад отправился в направлении дома доктора Чезьюбла.
Сесили. Прошу вас, пригласите эту леди сюда, в гостиную. Мистер Уординг, вероятно, скоро вернется. И принесите, пожалуйста, чаю.
Мерримен. Слушаю, мисс. (Уходит.)
Сесили. Мисс Ферфакс? Вероятно, одна из тех добропорядочных пожилых дам, которые вместе с дядей Джеком занимаются благотворительными делами в Лондоне. Не люблю дам, занимающихся филантропией. Это слишком вызывающе с их стороны.
Входит Мерримен.
Мерримен. Мисс Ферфакс.
Входит Гвендолен. Мерримен уходит.
Сесили (идет ей навстречу). Позвольте вам представиться. Меня зовут Сесили Кардью.
Гвендолен. Сесили Кардью? (Подходит к ней и пожимает ей руку.) Какое прелестное имя! У меня такое предчувствие, что мы с вами подружимся. Вы мне и сейчас уже нравитесь больше, чем я могу это выразить. А первое впечатление о людях меня никогда не обманывает.
Сесили. Как мило с вашей стороны испытывать ко мне столь большую симпатию после такого сравнительно непродолжительного знакомства. Прошу вас, садитесь.
Гвендолен (все еще стоя). Можно, я буду называть вас просто Сесили?
Сесили. Мне это будет только приятно!
Гвендолен. А меня с этого момента прошу называть Гвендолен.
Сесили. С удовольствием, раз вы не против.
Гвендолен. Значит, вопрос решен, не так ли?
Сесили. Надеюсь.
Пауза. Обе одновременно садятся.
Гвендолен. Теперь, вероятно, самое время объяснить вам, кто я такая. Мой отец — лорд Брэкнелл. Должно быть, вы никогда не слышали о папе, не правда ли?
Сесили. Думаю, что нет.
Гвендолен. К счастью, он совершенно неизвестен за пределами тесного семейного круга. Мне кажется, так оно и должно быть. Сфера деятельности мужчины, по-моему, должна быть ограничена домашним очагом. Как только мужчины начинают пренебрегать своими обязанностями по дому, они становятся такими женоподобными. А мне это совсем не нравится. Это делает мужчин слишком привлекательными. Должна вам сказать, Сесили, что моя мама, чьи взгляды на воспитание отличаются необыкновенной строгостью, развила во мне сильную близорукость, что, впрочем, является составной частью ее системы. Поэтому, я надеюсь, вы не будете возражать, если я стану смотреть на вас через лорнет?
Сесили. Разумеется, не буду, Гвендолен, — я очень люблю, когда на меня смотрят!
Гвендолен (тщательно осмотрев Сесили через лорнет). Вы, я полагаю, здесь в гостях?
Сесили. О нет. Я здесь живу.
Гвендолен (сдержанно). Вот как? Значит, здесь живет и ваша матушка или какая-нибудь пожилая родственница?
Сесили. Нет. У меня нет матери, да и родственниц тоже.
Гвендолен. Неужели?
Сесили. Непростую задачу заботиться о моем воспитании взял на себя мой дорогой опекун; ему помогает мисс Призм.
Гвендолен. Ваш опекун?
Сесили. Да, мистер Уординг.
Гвендолен. Странно! Никогда от него не слышала, что он чей-то опекун. До чего скрытен! Он становится интереснее с каждой минутой. Хотя не могу сказать, чтобы эта новость вызвала у меня ничем не омраченный восторг. (Встает и подходит к Сесили.) Вы мне по душе, Сесили. Вы понравились мне с первого взгляда. Но я вынуждена сказать, что теперь, когда я узнала, что ваш опекун — мистер Уординг, у меня сразу же возникло желание, чтобы вы оказались… ну, скажем, чуть постарше и чуточку не такой привлекательной. И знаете, если уж говорить начистоту…
Сесили. Пожалуйста, продолжайте! Я думаю, раз уж вам хочется сказать что-то неприятное, надо говорить начистоту.
Гвендолен. Так вот, если говорить начистоту, Сесили, я хотела бы, чтобы вам было не меньше сорока двух лет и вы были бы даже более непривлекательной, чем большинство женщин в этом возрасте. У Эрнеста честный и прямой характер. Он воплощенная искренность и порядочность. Неверность для него так же невозможна, как и обман. Но даже мужчины с самыми высокими нравственными принципами до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история человечества, равным образом как и древняя, дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, историю было бы невозможно читать.
Сесили. Простите, Гвендолен, но вы, кажется, сказали — Эрнест?
Гвендолен. Именно так я и сказала.
Сесили. Но мистер Эрнест Уординг — вовсе не мой опекун; мой опекун — его брат… его старший брат.
Гвендолен (снова усаживаясь). Эрнест никогда не говорил мне, что у него есть брат.
Сесили. Как это ни грустно, они долгое время не ладили.
Гвендолен. Ах вот в чем дело. Тогда все понятно. По правде говоря, мне никогда не приходилось слышать, чтобы мужчины упоминали о своих братьях. Тема эта для них, видимо, до крайности неприятна. Сесили, у меня камень свалился с души. А я уже почти начала волноваться. Как было бы ужасно, если бы такую дружбу, как наша, омрачило темное облако недоверия. Но вы абсолютно уверены, что мистер Эрнест Уординг — не ваш опекун?
Сесили. Абсолютно. (Пауза.) Дело в том, что вскоре Эрнест назовет меня своей.
Гвендолен (не совсем понимая). Простите, что вы сказали?
Сесили (застенчиво и доверительно). Дорогая Гвендолен, у меня нет никаких оснований делать из этого тайну. Ведь все равно на будущей неделе в местной газете появится сообщение о нашей помолвке с мистером Эрнестом Уордингом.
