— Всем известно, — насмешливо повторила Флоримел и скептически посмотрела на брата. — Звучит ужасно научно.
Роберт сложил газету.
— Тебя лихорадит?
— Нет, — ответила Флоримел и сухо рассмеялась. — У меня нет температуры, и я не больна. Но если вы от меня не отстанете, я вернусь обратно в постель.
— Кто к тебе пристает, дорогая?
Все трое оглянулись на голос: Милдред вошла в столовую, надевая через голову передник. Флоримел никогда раньше не испытывала такого сильного облегчения при виде матери, как сейчас.
— Они меня обижают, — пожаловалась она, когда Милдред наклонилась обнять дочь. — Стоит мне выйти к столу нечесаной, как они поднимают шум, словно я зарезала кого-то.
Милдред выпрямилась и вопросительно посмотрела на мужчин.
— Кто тут обижает мою малышку?
— Я всего-навсего указал нашему доктору на то, что у нее больной вид, — заметил Джефри.
Милдред сделала шаг назад и встревоженно спросила:
— Ты болеешь?
— Не болею я, — ответила Флоримел, раздраженно выдохнув.
— Температуры нет, — объявила Милдред, положив ладонь на лоб дочери.
— Я всего лишь не выспалась, вот и все, — откликнулась она и сняла руку матери со своего лба.
— Еще бы, надо было дольше подушками драться, — ехидно заметил Джефри.
Милдред одарила сына недоуменным взглядом.
— Какими подушками?
— Никакими! — отрезала Флоримел. — Температуры у меня нет, насморка тоже. Вообще ничего. Я прекрасно себя чувствую.
Милдред подняла за подбородок лицо дочери и внимательно пригляделась.
— Лично я совершенно не понимаю, о чем говорят наши мужчины. По мне, выглядишь ты прекрасно. — Мать прищурилась. — Я бы даже сказала, просто сияешь.
— Ух ты, сияет! Интересные дела, — произнес Джефри, подняв бровь. — Может, нас кое о чем теперь поставят в известность? Не собираешься ли ты сделать торжественное заявление?
Флоримел изо всех сил попыталась сохранить на лице улыбку, чувствуя, однако, как по спине бегут мурашки. Джефри всего лишь подразнивал сестру, не имея никакого понятия о том, что его догадки соответствуют истине.
— Я вас тоже очень люблю, — сухо ответила она, бросив на брата и на отца холодный взгляд. — Да вы и сами это знаете.
Милдред рассмеявшись похлопала дочь по щеке.
— Уж если это не сигнал к началу завтрака, то я и не знаю, что это. — Она направилась в кухню. — Хороший завтрак улучшает самочувствие.
— Смотри-ка, кого мы нашли в коридоре! — объявила тетя Джейн, входя в столовую рука об руку с Брайаном и Рэндаллом. — Вот вам голодный зять, накормите его.
Флоримел обернулась и поймала взгляд Рэндалла. Неожиданно она увидела свое старое платье и нечесаную шевелюру в новом свете. «Муж» еще спал, когда она поднялась, что вряд ли было случайностью: вчерашний день и прошедшая ночь дались им нелегко. Сражение на подушках помогло избавиться от неловкости лишь на некоторое время. Они по очереди воспользовались ванной, пожелали друг другу спокойной ночи и тут поняли, что напряжение никуда не делось, напротив, только возросло. Если бы за годы учебы Флоримел не обзавелась привычкой засыпать когда угодно и где угодно, она бы и глаз не сомкнула. Но по крайней мере, ночью было темно. Встретиться же с Рэндаллом при свете дня Флоримел была не готова, поэтому и сбежала из спальни, прежде чем он проснулся.
— Всем доброго утра, — сказал Рэндалл, поднимая руку в знак приветствия. Потом перевел взгляд на Флоримел и улыбнулся: — Доброе утро.
— Ой, да ладно, чего смущаться! — воскликнула тетя Джейн. — Неужели присутствие родственников помешает мужу поцеловать жену?
Очень хорошо, что милая тетя оказалась вне пределов досягаемости племянницы, а то бы та ее немедленно удушила. Флоримел вдруг захотелось отмотать день на начало, чтобы все было иначе: потому что пока все происходящее больше напоминало дурной сон. Но самое скверное это то, что Рэндалл — вид у него был такой же смущенный, как, наверное, у самой Флоримел, — направился к ней.
— Доброе утро, — снова сказал он, опуская руку на ее плечо и целуя в макушку.
Флоримел подняла на него глаза, жалея, что не может извиниться за своих родственников.
— Доброе утро.
6
Рэндалла тошнило от мысли, что выражение лица Флоримел — результат его поцелуя. Его самолюбие и так было ущемлено: она его не вычислила, даже когда узнала полное имя. Хотя анонимность доставляла Рэндаллу определенное удовольствие, он все же не переставал гадать: а задумывается ли Флоримел о нем, о его прошлом, откуда он пришел и куда идет? Неужели ей нисколько не любопытно, как он оказался в охране клиники?
Похоже, нет. Раз она посмотрела на него так, будто он — лягушка, поцеловавшая принцессу.
Ночь — бесконечно долгую и мучительную — Рэндалл провел отвратительно. Он лежал в темноте и прислушивался к тихому, ровному дыханию молодой женщины, пока кровь не зашумела у него в ушах и в мозгу не начали вспыхивать и гаснуть видения. Глаза Флоримел, ее вздернутый подбородок, солнечный свет, запутавшийся в ее волосах, полные губы.
Рэндалл вспомнил, какая нежная у нее рука, как она смеется, как загорелись у нее глаза — от гнева, когда кузина Синди попыталась флиртовать с ним. Звуки и образы мелькали в сознании, как в калейдоскопе, превращая его кровь в огонь, а здравый смысл — в ничто.
Теперь Рэндалл знал, что снова попался на тот же самый крючок. Да, он пришел на помощь оказавшейся в беде женщине, и чем дело кончилось? Сам попал в беду. Флоримел Спенсер окрутила его на счет «раз»: одна улыбка — и он у ее ног. Можно сколько угодно убеждать себя, что он, отправившись в Мельбурн, всего лишь помогает Флоримел выбраться из сложной ситуации.
На самом же деле эта женщина подчинила его себе безо всяких усилий, даже не осознавая этого. И если он не поостережется, то сделает какую-нибудь глупость: например, решит, что Флоримел интересуется им как человеком, а не как исполнителем роли ее мужа. Он не был ее мужем, не был для нее даже тем Рэндаллом Бриджуотером, от которого сходили с ума многие женщины. Для нее он просто Рэнди, добродушный парень-охранник, который в нужный момент подвернулся под руку.
Вот почему он притворялся спящим, когда Флоримел встала с постели. Ему нужно было время подумать, собраться с силами. Он ухитрился прожить один день и одну ночь в роли мужа Флоримел Спенсер, но работенка оказалась не из легких. Осталось еще шесть дней и пять бесконечно долгих ночей, и Рэндалл не был уверен, что вынесет их. Единственное, что он мог предпринять, — это как можно дольше держаться как можно дальше от Флоримел, в частности притворяясь, будто спит.
— Как ты предпочитаешь яйца, Рэндалл, — спросила тетя Джейн, снимая с крючка такой же передник, как тот, что был на Милдред. — Глазунью, болтунью? Или больше любишь омлет, как и я?
