Он весело улыбнулся.
— Пощадите меня! — взмолился он, подняв руки. — Вам совершенно ни к чему одалживать лошадь, и я очень надеюсь, что вы постараетесь обуздать свою привычку обижаться и возражать на любые мои слова. Я знаю, я произвел прискорбное впечатление на вас при нашей первой встрече, но, честное слово, я вовсе не стараюсь обидеть кого-то все время…
— Простите, мистер Фабер. Я никогда не считала, что вы стараетесь кого-либо обидеть.
— Нет? — Он вел ее обратно через розовый сад, и снова его рука крепко, даже, пожалуй, излишне крепко поддерживала ее под локоть. — Даже тогда, когда я не обратил внимания на то, что Маккензи порвал вам чулок в день вашего приезда?
— Я не думала, что вы заметили.
— Я замечаю практически все.
— Да, я охотно в это верю.
— Спасибо, — сухо ответил он. — Интересно, удивит ли вас, если я скажу, что был так потрясен вами, когда вошел в библиотеку в тот день, когда вы приехали, что чуть не забыл о своих хваленых манерах и не начал вас разглядывать… Видите ли, мне никогда не приходило в голову, что секретарь может выглядеть так, как вы!
— О! — воскликнула она.
Они дошли до ступеней террасы, и у их подножия он отпустил ее руку.
— Увидимся за обедом, — тихо произнес он.
— Конечно, мистер Фабер.
Глава 10
Послеобеденная прогулка оказалась очень приятной. Приехав в Мертон-Холл чуть более двух недель назад, Ким не поверила бы, что можно так хорошо проводить время.
Для зимы погода была необыкновенно хорошей, в воздухе чувствовалось приближение весны, на тихих дорогах должна была вот-вот пробиться первая трава. Ким обнаружила, что ее кобыла слушается малейшего движения рук и колен, и, когда тропинка сузилась, девушка последовала за Гидеоном Фабером, который все дальше углублялся в дебри елей и пихт.
Это были леса, окружающие Фэллоуфилд-Мэнор, и Гидеон показал Ким сам дом, когда они выехали на опушку. Сейчас, зимой, деревья не мешали девушке как следует рассмотреть его: красивый дом в стиле королевы Анны, ухоженный, с большим садом. Он всем своим видом указывал на немалый доход владелицы и говорил об отсутствии жадности у миссис Флеминг. Если она и была заинтересована в старшем Фабере, то не с целью обогатиться — было очевидно, что она и сама достаточно состоятельная женщина.
Гидеон бросил взгляд на дом, словно ждал, что оттуда может появиться Моника. У подножия лестницы, ведущей к парадной двери, стояла элегантная кремовая машина.
— Я помогал ей выбирать ее, — коротко заметил он. — Как и большинство женщин, она склонна больше увлекаться внешним видом машины, чем техническими характеристиками.
— Миссис Флеминг не произвела на меня впечатление женщины, которая легко увлекается чем-либо… или кем-либо, — добавила Ким, когда они снова въехали в лес на другой стороне дороги.
— Да? — Он с интересом оглянулся на нее через плечо. — А какое она на вас произвела впечатление? Я имею в виду, кроме того, что она весьма своевольна.
— Она — доминирующая личность, — сказала Ким. — Очень привлекательная, — торопливо прибавила она на тот случай, если он надеялся услышать именно это. — У нее чудесные глаза.
— Удивительные глаза, правда, — благодушно согласился он. — Прямо-таки гипнотизирующие. Я сомневаюсь, что человек, попавший под ее влияние, сможет легко от него избавиться. — Теперь его голос звучал задумчиво. — Тем не менее больше всего я уважаю ее за то, что она великолепно контролирует себя. У Моники нет никаких слабостей, никаких фальшивых сантиментов… Она очень женственная, лучшая хозяйка на приемах, которую я когда-либо видел, и в то же время ей удается избежать тошнотворной привычки многих женщин приобретать собственнические замашки и приклеиваться. Когда Моника снова выйдет замуж, она сделает своего мужа счастливым. Он сможет жить своей жизнью, а рядом с ним будет красивая жена, которая занимается своими делами и не заставляет его бросить его дела.
Ким вдруг показалось, что между ними повеяло холодом. Она была потрясена, и внутри появилось сосущее чувство пустоты.
— А миссис Флеминг собирается замуж… в ближайшее время? — дрожащим голосом спросила она.
Они подъехали к воротам из пяти горизонтальных брусьев, и Фабер спешился, чтобы открыть их перед ней, потому что ее лошадь уже дважды отказывалась брать препятствия.
— Я думаю, да, — ответил он, глядя на Ким снизу вверх с едва заметной улыбкой в глазах. — Нельзя ожидать, что такая женщина, как Моника, долго будет оставаться в одиночестве, не правда ли?
— Ну-у, нет, я… Нет, думаю, нельзя, — ответила Ким, избегая его взгляда.
— Я хочу сказать, что это будет неразумно, правда? Я перечислил лишь несколько ее достоинств, поверьте мне, на самом деле их гораздо больше. — Он погладил нос лошади длинными смуглыми пальцами, продолжая смотреть на Ким. Ее маленькая ножка, крепко сидящая в стремени, слегка касалась его, стоящего на раскисшей дороге. — Она освежает, как прохладный бриз, и бодрит, словно мартовский день. Для мужчины вроде меня это означает, что она почти что неотразима… Только, как вам известно, я считаю, что брак подходит не для всех, и это все усложняет.
— Вы можете и передумать, — заметила Ким, слегка сжав губы и наклоняясь вперед, чтобы рассмотреть кончик уха своей лошади.
— Могу.
— И поскольку брак гораздо более естественное состояние, чем одиночество, вы можете передумать в самое ближайшее время.
— Вполне возможно.
Он говорил серьезно, но в серых глазах плескалось веселье, и Ким показалось, что почему-то причиной этого веселья явилась она. Гидеон еще постоял возле нее, закурив сигарету и выпустив тонкую струйку ароматного голубого дыма, которая поднялась к голым верхушкам деревьев, потом легко вскочил на лошадь, и они продолжили прогулку. Он показал ей несколько интересных видов, небрежным кивком указал на маленький аккуратный коттедж Боба Дункана, а потом снова въехал в лес вокруг Мертон-Холл, и они направились домой.
Его черный «роллс-ройс» стоял на подъездной аллее, и он без энтузиазма объявил, что приехал его брат.
— Мистер Чарльз Фабер?
— Да. Тони сейчас где-то на Континенте. Нам пока не удалось с ним связаться.
— Так вы пытались… Я хочу сказать, вы посчитали, что это необходимо?
— В возрасте моей матери сердечный приступ — вещь серьезная, — ответил он.
Они повернули к конюшням, а оттуда пешком вернулись к дому, на этот раз срезав путь через кусты. У Ким возникло ощущение, что Гидеон Фабер не горит желанием увидеть брата. В выражении его лица, когда они вошли в холл, была какая-то обреченность, и она готова была поклясться, что он мысленно расправил плечи и сжал зубы, словно готовясь к испытанию, прежде чем отрывисто спросить у Пиблса, приехал ли ожидаемый гость.
