— Но может получиться, — пробормотал Бримман. — Я хочу показать это Тибальду прямо сегодня. А пока пойдемте-ка отсюда, нам надо поработать.
Тибальд закрыл за собой дверь и сделал глубокий вдох. Руководить ВИЦ оказалось сложнее, чем он думал. Перед первой публичной лекцией он боялся настоящего восстания, но, к счастью, сумел удержать ситуацию в своих руках. Из Центра удалили всего двенадцать ребят. Не так уж и много по большому счету.
На его столе все еще лежал рапорт:
Подчиненные, признанные непригодными ввиду явного нежелания сотрудничать, будут отправлены в места, где они не смогут нарушить строгой секретности, необходимой для успеха операции ВИЦ, или будут уволены по собственному желанию.
Тибальд достаточно хорошо знал Сферу, чтобы правильно понять смысл этих слов. В самолете, на котором ребят увозили из Центра, какой-нибудь офицер провел с ними беседу и дал ясно понять, что выбор у них невелик: либо согласиться переехать на какой-нибудь остров, затерянный среди полярных льдов, либо бесследно исчезнуть навсегда. Тибальд всем сердцем надеялся, что они выберут ледники или что Сфера, по крайней мере, даст им умереть быстро и безболезненно.
И потом эта девушка, Валери.
Поначалу она была с ним недоверчива, в ее поведении читалось беспокойство высшего существа, вынужденного уважать низшее, но в итоге она пошла на контакт.
Она очень умная, возможно, лучшая в Центре; но он все равно не должен был так откровенничать. Любой джинсей в Киото-17 знал о разведывательных кораблях и о необычайных мерах безопасности, предусмотренные Сферой, но сейджины ничего не замечали и были слишком горды, чтобы опускаться до разговора с «волосатыми». Сфере было важно, чтобы его питомцы не догадывались о правде. А этой девушке, которая, казалось, настроилась на серьезный разговор, он чуть было не выложил все, едва не проговорившись о том, что произошло с ребятами, покинувшими проект.
С другой стороны, рано или поздно кто-нибудь все равно поймет, что на самом деле они все находятся в тюрьме.
Тибальду оставалось лишь надеяться, что это произойдет как можно позже.
Профессор подошел к своему письменному столу, чтобы уничтожить в мусоросжигательной печи некоторые документы. Он вынужден был делать хорошую мину при плохой игре, улыбаться, пытаться достичь значительных результатов, заработать себе уважение у бюрократов Сферы, чтобы помешать им и дальше действовать за его спиной.
Первая стопка бумаг исчезла в узкой щели в глубине стола, из которой через мгновение потянулась тонкая струйка черного дыма. Заработал мусоросжигатель, небольшая черная жестянка, прикрепленная с другой стороны столешницы: он добудет из сгоревшей бумаги несколько капель влаги и перельет их в водные установки ВИЦ.
Тибальд уже собирался отправить в топку следующую партию, когда на пол вдруг упала записка. Он подобрал ее.
Почерк не его. И потом, профессор был уверен, что в то утро он в кабинет не заходил. Кто-то побывал здесь без него. Кто-то проник в комнату, закрытую на ключ с двойным биометрическим замком, защищенным системой опознания отпечатков пальцев.
Бумага превосходного качества, богатая влажными волокнами, была исписана обычными чернилами:
Уважаемый профессор Тибальд,
надеюсь, мелкие неудобства, связанные с переселением в ВИЦ, не раздосадовали вас больше, чем следовало.
С удовольствием спешу сообщить вам отличную новость: мы получили сведения, которых нам недоставало, чтобы найти пакет документов. Скоро они будут в руках у нас, а следовательно, и у вас. Я рассчитываю получить добрые вести до конца мессидора.
Помните о нашем уговоре.
Подписи не было, но у Тибальда перед глазами стоял его гость с невидимым лицом и измененным голосом. За ним следят. Он должен быть осторожен.
ДВА
18 МАЯ 2078 ГОДА. РЕЙКЬЯВИК, ИСЛАНДИЯ, БОЛЬНИЦА СВ. ИЗАБЕЛЛ.
64°09′ С.Ш., 21є56' З.Д., 0 М НАД УРОВНЕМ МОРЯ.
— Где я?
— В больнице.
После месяца комы солдата О'Коннора трудно было узнать: тонкое исхудавшее лицо с черными кругами под большими измученными глазами. Горло и руки были утыканы наконечниками капельницы и сенсорными датчиками, через которые врачи ежесекундно наблюдали за ним с момента несчастного случая.
— А доктор Максвелл? Как он?
— Умер, — вздохнула Лили. — Десять дней назад.
— Десять дней? — О'Коннор смотрел на нее затуманенным взглядом человека, припоминающего какой-то кошмар. — Но… сколько дней я был… Какое сегодня число?
— 18 мая.
Лили отвернулась, чтобы не видеть, как по впалым щекам солдата стекали две большие слезы.
В тот вечер, снова и снова возвращаясь мыслями к О'Коннору, Лили вспомнила разговор с Леонардом Гройбекером 7 мая, за день до смерти Максвелла. Леонард, помешанный на безопасности высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, был инженером-программистом, отвечавшим за все компьютерные установки на базе Проекта.
Войдя к ней в комнату, он плотно закрыл за собой дверь, потом положил на пол металлический шар чуть больше теннисного мячика и улыбнулся: «Девиатор импульсов. Теперь эта комната в полной безопасности».
— Есть новости? — спросила Лили.
— Еще какие! Они закончили сравнительный анализ ДНК Кати и двух пострадавших.
После неудачного эксперимента в бомбатроне «пострадавшими» на базе называли Максвелла и О'Коннора.
Лили лично сняла пробы ДНК у Кати незадолго до того, как морская свинка оказалась в бомбатроне, а после несчастного случая настояла на незамедлительном проведении нового анализа ДНК и Кати, и обоих мужчин, чтобы сравнить их с результатами, хранившимися в архиве.
— Там не могло быть генетических изменений! Все произошло слишком быстро!
На длинном лице Леонарда нарисовалась ухмылка:
— И тем не менее они нашли именно генетическую мутацию.
— Какого типа? Что они обнаружили?
— Друг мой, я всего лишь бедный инженер. Я знаю только, что Вальтер, тип из лаборатории, который занимается этим делом, уже дал ей имя: «мутация Джек». «Типа Джека-потрошителя», как он сам мне сказал с довольной улыбкой.
Лили посмотрела на Леонарда и сжала руки в кулак:
— Ты должен раздобыть мне копию этих данных. Любой ценой.
— Это будет очень трудно… Но попробовать можно.
Чем бы ни была эта «мутация Джек», Максвелл пострадал сильнее О'Коннора. А может быть, его менее тренированное тело просто не смогло так же хорошо сопротивляться болезни.
Смерть доктора, которую Лили восприняла как личную неудачу, вызвала в ней жгучую боль, но именно благодаря смерти Максвелла ей удалось убедить Ньюмана перевести Марка О'Коннора в настоящую больницу.
