Они в молчании проезжали по сельской местности, выглядевшей смутно знакомой. Она узнавала запомнившиеся очертания пейзажа, мимо которых проезжала вчера в кабриолете. Но куда они едут на сей раз вдоль извивающихся тропинок. В этот раз он придерживался дороги, и через некоторое время ландшафт стал однообразным: плоские болота, казалось, тянущиеся на целые мили вглубь страны, вдаль от красот изрезанного побережья и величественных вершин, дающих приют орлам Ардьюлина. По крайней мере птицам была по вкусу полученная ими передышка; до тех пор, пока район был изолированным от остального мира, они могли жить там. Могучему орлу нет места среди заводских зданий и в суматохе цивилизации; не больше чем мужчине, сидящему перед ней, который внезапно начал управлять автомобилем с осторожностью, совсем необязательной на таких пустынных дорогах. Он к тому же был слишком необузданным и свободолюбивым, чтобы переносить ограничения, которые любое деловое предприятие внесет в его существование.
Еще через несколько миль езды в молчании она почувствовала беспокойство, неосознанную тревогу. Наверное, теперь уже пора бы заметить какие-нибудь признаки жизни? Она не имела представления, в каком направлении должно быть жилье, но инстинкт подсказывал ей, что в такой глуши не может быть никакой железнодорожной станции. Она нервно скомкала перчатку, прежде чем осмелилась протестовать.
— Куда вы везете меня? Это вовсе не дорога к железнодорожной станции. Я не вижу никаких следов — ни единого признака жилья!
Он не повернул головы, но по его профилю она поняла, что он набрался твердой решимости, и приготовилась к непредвиденному ответу.
— Вы еще не сразу поедете домой. Мне кажется, что ваше образование в некоторых отношениях неполно и для его завершения вам будет полезно хоть немного пожить в условиях менее удобных, чем в Орлиной горе!
— Я не понимаю! — задохнулась она от возмущения, не в состоянии поверить в скрытую угрозу, заключенную в его словах; конечно же, вряд ли он намеревается осуществить что-то вроде похищения! Но ей быстро пришел на ум девиз его семьи: «Мы способны на все!» — слова, которые таили в себе не пустую угрозу, а скорее совсем наоборот. Полная тревожного ожидания, она посмотрела по сторонам в поисках какого-нибудь пути бегства, но не видя ни одного: даже если ей удастся выпрыгнуть из движущегося автомобиля, то бежать все равно было некуда, не было ни одного дружественного человеческого существа, к которому она могла бы взывать о помощи.
И именно в этот момент она заметила какое-то расплывчатое очертание вдали, и, по мере того, как оно приближалось, она начала различать формы хижины с белеными стенами, очень похожей на жилище Дэниела Каваны. Быстрый прилив надежды поднял ее настроение — здесь крылось спасение, если она только успеет добежать! Она, не ожидая того, вдруг ощутила, что автомобиль замедлил движение, и она напряглась, готовая выскочить, как только хижина окажется на таком расстоянии, чтобы она успела добежать до нее. Как только она посчитала, что это расстояние уже достаточно невелико, она метнулась открывать дверцу автомобиля и вывалилась наружу, моля Бога, чтобы не переломать кости при падении. Приземлилась она с глухим звуком, от удара у нее перехватило дыхание. Пораниться она не поранилась, однако все же прошло несколько секунд, прежде чем она пришла в себя настолько, чтобы попытаться бежать к хижине.
Скрип тормозов, с которым остановил автомобиль Лайэн, добавил скорости ее движениям, однако когда она попыталась подняться на ноги, то почувствовала, будто тысячи тайных рук безжалостно удерживают ее в своих объятиях.
Стараясь преодолеть страх, она собрала все свои силы для второй попытки, однако к своему ужасу заметила, что над ее лодыжками медленно сочится жирный черный ил, и почувствовала, что ее тело погружается глубже и глубже в то, что было, как она теперь поняла, трясиной болота. Она сотрясалась от страха, которого никогда прежде не испытывала, из ее горла вырвался пронзительный вопль. В детстве она слышала много раз рассказы своего отца или дяди о торфяных болотах, которые могут проглотить лошадь за минуты, и обманчивая зеленая поверхность которых многие годы служит саваном бесчисленным неосторожным прохожим. Мысль о такой ужасной смерти исторгла из нее еще один испуганный вопль, захлебнувшийся в ее горле, когда она увидела, что к ней бежит Лайэн.
— Какое безрассудство! — проскрежетал он, когда подбежал к ней. — Надо бы оставить вас здесь!
— О, пожалуйста, пожалуйста, побыстрее… — Умоляла она.
Он наклонился к ней, протянул руки, и ее испуганное объятие чуть не свалило его с ног в трясину рядом с ней, однако он быстро восстановил равновесие и вытягивал ее до тех пор, пока не разлучил с болотом с ужасным всасывающим всхлипом, прозвучавшим как прощальный стон какого-то мерзкого чудовища.
Не обращая внимания на жирную черную слизь, покрывавшую ее, она уцепилась за него, как за спасательный круг, отчаянно трепеща от пережитого потрясения и полностью забыв, обрадованная тем, что спаслась, о том, что он один ответствен за то неловкое положение, в котором она оказалась. Несколько секунд она цеплялась за него молча, с руками, обвитыми вокруг его шеи, затем почувствовала, что он начинает дрожать. Она пришла в себя уже в достаточной степени для того, чтобы заметить угрызения совести, которые, как она считала, были его реакцией на тот шок, который он испытал, осознав близость смерти. Когда она подняла голову, чтобы удостовериться в этом, то увидела, что его лицо было багровым, а губы плотно сжаты. Как раз когда она начала испытывать чувство сострадания к нему, он больше уже не смог сдерживаться, и, к ее неописуемой ярости, она увидела, что он беспомощно согнулся, сотрясаемый смехом. Она молча глядела на него, изумленная столь быстрым переходом от суровости к веселью, — его переменчивые эмоции колебались от одной крайности к другой с подвижностью ртути — и обиженно смотрела, как слезы катились по его щекам, в то время как он рычал от смеха. Ей доставило бы огромное удовольствие ударить его, но она понимала, что такое «наказание» только усилит его веселье, поэтому она ждала, прямо кипя от злости, пока его смех не утихнет.
Прошло некоторое время, пока он смог настолько успокоиться, чтобы извиниться, и когда он в конце концов попросил прощения, его слова звучали подозрительно смиренно, так что ей было ясно, что он все еще борется с непреодолимым желанием хохотать. Она смотрела на него с каменным лицом, когда он, давясь от смеха, произнес:
— Извините меня, я знаю, что это непростительно, но если бы вы могли увидеть себя со стороны…
Он глубоко вздохнул, помогая себе уберечься от смеха, однако широкую ухмылку ему подавить не удалось, когда его глаза еще раз обежали ее фигуру, покрытую коркой грязи. Ей хотелось плакать от расстройства. Она представляла, как выглядит, но это было ничто в сравнении с тем, как она себя чувствовала. Ил стекал сзади и по щеке, туфли, полные просочившейся жижи, хлюпали, и всю ее одежду так пропитала влага, что она ощущала, что ее начинает до костей пробирать дрожь. Ее пылкий ответ:
— Пожалуйста, не обращайте на это внимания, мне нравится, что вы находите меня такой забавной! — был испорчен дрожью, с которой она не могла совладать.
