Занимая свой уголок, лодочки-суденышки теснились с одной стороны уютной бухты, попадались среди них и яхты.
Зонтики от солнца вырастали из песка в восхитительном беспорядке и торчали, кренясь белыми шляпками в разные стороны, там и сям, безо всякого намека на симметрию, вдоль всего берега. «Зонтичные культуры», – сказал бы Сеня.
Картина стала совсем фантастической, когда в небе возник параплан. За этим другие, еще и еще, сначала маленькие – на уровне взгляда – наплывали, становились едва ли не вполнеба высоко над головой, так что можно было читать рекламу под куполом, и уплывали, снова делаясь меньше... Интересная траектория.
– Семьдесят евро, – со знанием дела сказали Лида с Пашей. – Вон там у них стартовая площадка.
«Всего-то, – подумала Маша. – Когда-нибудь и мы тут попланируем».
Парапланеристы взлетали с лысого пятачка на поросшем хвойным лесом склоне скалистой гряды, так уютно окружающей бухту. А приземлялись, выруливая на специальную, финишную, дорожку где-то далеко за полосой песка с зонтиками и беседками.
– Пойдемте купаться!
Вся компания распласталась на лежаках под парусиновыми зонтиками и бодрый Машин призыв игнорировала.
– Пойдемте искупаемся и потом перекусим где-нибудь.
– Кто бы принес... – устало выдохнул Паша.
Как-никак больше двух часов за рулем.
– Ладно, вы как хотите, а я пошла...
Не каждый день можешь плюхнуться в Эгейское море. С этим дело обстоит еще хуже, чем с икрой. Маша двинулась к воде, и, пока примеривалась к округлым камням на дне, стараясь нащупать камни покруглее и побольше, все трое «оппортунистов» ее догнали.
Ах, какое это было море! Как в детстве! Теплая тяжелая вода обнимала и держала – соли в ней, что ли, было больше? И цвет воды был, как если бы бирюза была прозрачной... В Мармарисе другое море.
...Бар был похож на большую веранду: закрытый сзади, он имел торцы, где подобие оконных рам было перекрыто соломкой вместо стекла, а фасад его был и вовсе без окон без дверей и поддерживался только массивными опорами из облупленных и абсолютно гладких стволов местных деревьев. Иная конструкция была бы нонсенсом на побережье. Через козырек из красной сетки пробивалась зелень. Козырек «делал» крыльцо, зелень давала тень. Через соломку и сетчатый навес яркий свет падал мозаикой и озорными полосками, наглыми «зайчиками» на светлый дощатый пол, нарочито грубоватую мебель, на пулураздетых людей – на все, до чего только мог дотянуться.
Четверка разместилась в пустующей части заведения. Яна, Лида и Паша – на мягких сиденьях вокруг квадратного стола, Маша бросила белую курточку на синее плетеное кресло. Отсюда она могла видеть всю троицу и пляж. От «улицы» их отделяли только перила. А вид открывался на самое живописное место на земле.
Яна извлекла из рюкзачка парео – одно накинула на себя, другое подала Маше. Достала тонкую сигарету и приняла изящную позу на необычном диване. Скорее, это были «диван-кровати», потому что попам клиентов в этом замечательном баре предлагались этакие тюфячки на деревянных лавках: они, как и продолговатые подушки-бобины поверх них, были обтянуты откровенно матрасной грубой тканью в красную и терракотовую полоску. Машка тихо балдела от таких дизайнерских изысков.
– Эй, гарсон, или как тебя... – Паша нетерпеливо махнул рукой в пространство, – пора бы уже...
Народ заказал пиво, Маша «фрэш оранж». Стали изучать меню. Цены, однако, ресторанные.
– Может, заказать сэндвич с... – Марья явно зажалась.
– Скажешь тоже!.. – скривилась Лида. – Где у них тут в меню креветки?
Маша любила креветки. Эх, гулять так гулять!
Деньги портят людей. Особенно их отсутствие. Но красиво расставаться с денежными знаками – это не привилегия богатства. Это свойство широкой натуры. Но вот еще парадокс.
«Все, что я делаю, – я делаю для тебя. Мне ничего не надо для себя!» – говорит самый щедрый человек на свете. «Но и для тебя у меня ничего нет», – говорит его карман.
Щедрость, знаете ли, сильно зависит... Презренный металл, ну, вы понимаете...
Маша огляделась. Бар был размером с хорошую конюшню. Но его «ненормальная» протяженность и некоторая обшарпанность мебели не лишали его неизъяснимого очарования. Суперский был бар! Было в нем что-то... ковбойское. Дикий Запад с Ближним Востоком. Взболтать, но не смешивать.
Ждать заказ было ничуть не скучно. Надо было непременно сфотографироваться на фоне барной стойки: там, за толстой линзой стекла был не то аквариум, не то иллюминатор, там отдельные перлы из меню были начириканы «арабской вязью по-аглицки», вроде как на кинопленке бутафорских размеров, там много чего было еще.
– А ты запрыгни на стойку, будет классный кадр! – посоветовал Паша, добрая душа.
Маша оглянулась на шест для стриптиза позади нее, примерилась... Длиннющая столешница была высоковата – явно выше уровня «пятой точки».
Новосибирцы радостно заржали. «Опять попалась!» – подумала Машка, усаживаясь за стол.
– Туда только проститутки забираются, – сказала Яна.
– Меня легко обмануть. – Маша смеялась вместе со всеми.
– Чего они так долго? Где мои креветки?
– Их, наверное, ловят!
– Тетка в желтой майке с нас глаз не сводит, – заметила Яна.
Сами того не желая, они внесли свою экзотику в жизнь небольшого пляжного сообщества. Засыпали они тут до приезда этих непредсказуемых русских.
Странно, но соотечественников здесь почти не было. Сверхдорогой курорт?
Креветки, однако, изловили и принесли каждому в глиняных горшочках, в невероятно жгучем соусе. К сему прилагалась картошечка-фри и рис с овощами.
Пролетела жирная муха.
– Теперь понятно, почему так остро! – сказала Лида.
Маша усилила бдительность, вылавливая деликатес из огненного варева.
Рассчитывались, вытряхивая миллионные бумажки из всех карманов и кармашков.
Маша – только за себя, впрочем, ровно столько у нее и оставалось.
– Вот индивидуалистка! Никак не могу ее отучить! – возмутилась Яна.
«У нас так не принято», – говорят москвичи. «У нас принято платить друг за друга». Москва здесь, конечно, ни при чем, но посчитают и подобьют потом все до последнего тугрика. Вася должен Пете, а Петя Свете, а вдвоем они должны Васе. Деньги на бочку!
А вы что подумали?
Время текло, как в детстве. Каждое мгновение было наполнено смыслом. Его, времени, было немерено, оно капало себе тихонечко с невидимых стрелок. Пусть кто-то другой смотрит, как оно утекает.
– В шесть надо сниматься, здесь темнеет быстро! – скомандовал Паша.
Видимо, чтобы утвердиться в озвученной мысли, он полез на пляжную смотровую вышку. Оттуда виднее.
