Взгляни, сестричка, что я сделала с твоими детками! Хо-хо! Это тебе за то, что ты украла у меня Джексона.
В горле набух комок, во рту появился металлический привкус: то лето ударило по мозгам, и картины, вспыхнувшие в памяти, были страшнее зудящих шершней.
Внезапно захотелось поджечь все это, чтобы от моих сокровищ осталась только кучка пепла. Да, поджечь и спалить этот проклятый дом со всеми его потрохами. И уйти прочь, а потом всю жизнь ждать, что будет. Плясали на окнах занавески, ветер шуршал бумагами, луна освещала все разложенные на кровати улики. Я грубо выкрикнула:
Я топнула ногой. Потыкала кулаком воздух. Я, давным-давно взрослая тетка, готова была выть на луну. Я изо всех сил хлопнула дверью. Задрожал косяк, задрожали балки, весь дом задрожал, и земля подо мной стонала и содрогалась.
— Ненавижу тебя! Чтоб ты сгнила в аду! — заверещала я, снова превратившись в маленькую девочку, которая не придумала ничего лучшего, как орать на призраков. Но я была взрослой маленькой девочкой, которая осознанно решилась выкричаться, чтобы выплеснуть злость. Мне это было необходимо. Я и так долго сдерживалась, слишком долго.
Я стояла посреди комнаты, ждала, что теперь будет. И вскоре почувствовала, как смеется тетя Руби, хохочет над моими растрепанными волосами, над мятой одеждой, над тем, что от меня несет кофе вперемешку с водкой, над моими горящими потными щеками, над моим искаженным воспоминаниями лицом. Я высунулась в окно, под ласковые прохладные струи, меня окутала влажная пелена тумана. Отойдя от окна, прошлась по комнате, громко топая. Ну все, рядом больше никого.
Никто из призраков не посмел бы сейчас ко мне приблизиться.
ГЛАВА 8. Все зло в этой женщине
Я будто разомлевшая кошка развалилась на полу в холле, с карандашами. Надо было соединить по порядку точки на странице, чтобы дорисовать рисунок. Я рассеянно прислушивалась к позвякиванию льда в папином вновь наполненном бокале и к хихиканью Энди за дверью, которого что-то развеселило. Внезапно эти звуки перекрыл капризный голосок мамы:
— Мне тоже налей. Устала, и очень жарко.
— Будет сделано, — «я-весел-хоть-мне-не-до-смеха», вот с какой интонацией произнес он.
— Поторопись. Я придумала, как уладить наши проблемы.
Я на животе подползла к двери в гостиную, чтобы все увидеть и услышать.
Папа поставил мамин стакан на кофейный столик и уселся в свое зеленое кресло.
— А что же у нас случилось?
Отпив большой глоток, мама плюхнулась на диван и прижала стакан ко лбу.
— Кручусь целыми днями, некогда подумать о себе.
— Опять тебя понесло.
— Это тебя вечно носит неизвестно где.
— Я всегда вовремя прихожу к ужину.
— Ура! Мой муж является домой покушать. Ой, я хотела сказать оту-у-ужинатъ. Не такая уж безнадежная деревенщина. — Она скосила глаза к переносице. — «И эх, дя-рё-вы-ня моя, За-па-ды-ная — и-эх, ма! — Вир-ды-жи-ния»
— Кэти… — Папа обеими руками потер голову, взъерошив волосы.
— Да, кручусь тут одна с троими детьми.
— А я целый день кручусь на работе.
— Веселиться мы тоже умеем. — Она резко сдвинула и развела колени, потом обмахнулась подолом юбки.
— А я-то что могу поделать? — спросил папа, глядя в стакан.
Мама рывком выпрямилась.
— Давай отправим Вирджинию Кейт и Мику к Руби. На лето. Ее парень сейчас в каком-то спецлагере для отсталых детей.
Меня обдало холодом, изнутри и снаружи.
— Всех она не возьмет, но со старшими может посидеть, а заартачится, напомню ей, что пасла ее обалдуя Путера, когда ей приспичило расслабиться.
Папа допил свой стакан и встал.
— Все зло в этой женщине.
Я сделала глубокий вдох, но перевести дух не спешила, ждала, что скажут дальше. Когда тетя Руби напивалась, то жутко свирепела, все ей было не так, заводилась с полоборота. Ругалась и орала на малыша Путера. А если очень бесилась, могла и треснуть.
Снова заговорила мама:
— Миссис Мендель обещала на недельку забрать Энди, сможем нормально отдохнуть. И пока лето, она готова иногда посидеть с ним час-другой, чтобы мы побыли вдвоем, пока нет старших.
— Зря ты это делаешь.
— Фредерик, необходимо укрепить наш брак. Ты больше не хочешь меня?
Мама подошла вплотную. Папа протянул к ней руку, но тут же опустил, помотав головой, развернулся.
— Мне пора.
— Только попробуй подойти к двери, Фредерик Хейл!
— Только попробуй меня остановить, Кэти Айвин.
Папа выскочил, едва успев увернуться от запущенного в него стакана.
Стакан брякнулся в коридоре, разлетевшись на мелкие осколки, которые, это я знала, постоянно будут теперь впиваться в ноги.
Отскочив от двери, я помчалась к себе, захлопнула дверь и улеглась со «Сказками братьев Гримм» под бабушкино одеяло. Что же теперь будет, гадала я.
Вернулся Мика, сразу потопал в свою комнату. Я слышала, как он восторженно рассказывал Энди про ручей, они там классно поиграли, и с Бастором, и с его псиной Мямликом. Хотелось пойти рассказать про мамин разговор с папой, но я не пошла.
На ужин был омлет и тосты с корицей, потом я приняла ванну, надела желтую ночную рубашку и легла. Вошла мама, в своем красивом красном пеньюаре, села на краешек кровати. От мамы вкусно пахло духами и свежестью. Она приподняла мой подбородок.
— Папа молодец, что прозвал тебя Букашкой. Здорово, правда?
Я вдыхала ее запах, надеясь, что она побудет со мной еще немного.
— Мам, а как ты меня прозвала?
— Никак. Ты Вирджиния Кейт. Такое у тебя имя, очень хорошее имя.
Взяв пасхальную открытку, она долго ее изучала.
— Боже… церковь — это полная чушь. А проповедник их тот еще трепач. — Она скроила скорбную мину, которая, впрочем, тут же исчезла. — Ну что? Вот и настало лето. Больше никаких уроков.
У меня свело от страха живот.
— Мы с папой хотим по-человечески отдохнуть. — Она погладила одеяло. — Надеюсь, это поможет разобраться с матримониальными проблемами.
Я недоуменно на нее посмотрела.
— Ну-у… с нашими личными трудностями. — Она поцеловала меня в лоб, ее волосы накрыли меня, черный водопад. Щекотно дыша, спросила: — Ты ведь поняла?
Я пожала плечами.
— Это точно подействует! Взрослым нужно иногда побыть вдвоем. После такого отпуска — вдвоем — взрослые меньше ссорятся. Значит, договорились? — Она кивнула и подождала, когда я кивну в ответ. — Вот видишь, мы с тобой понял и друг друга. Ты добрая девочка. Никогда меня не огорчаешь.
