— Ну, не плачь, мама с тобой.
Внутри этого тельца, такого спокойного, теплого и счастливого, — застывший от изумления мужчина.
Впервые в жизни я вижу свою мать. У нее такие же глаза, как у близняшек, и очень длинные волосы. Она напевает мелодичную песенку. Впервые в жизни я слышу ее голос.
Она укачивает меня, мурлыкая песенку, и я не могу понять, длится это пару минут или несколько часов.
— Маме надо уехать, дорогой. Мы с папой отправимся в длинное путешествие, увидим людей, которые живут совсем не так, как здесь. Но папа с мамой не могут взять с собой тебя и твоих сестренок, поэтому о вас позаботятся бабушка с дедушкой.
Женщина продолжает укачивать меня.
— Милая, нам пора, — раздается вдали мужской голос. — Ты ничего не забыла?
— Нет, все собрано. Я иду!
Это наверняка мой отец. Вернее, тот, кто меня зачал.
Картинка перед глазами снова меняется. Длинные руки кладут меня под люстру, туда, где я лежал вначале.
— Ну вот, я уезжаю.
Большое лицо приближается и целует меня в губы.
— До свидания, малыш. Я люблю тебя.
Она исчезает. Я-ребенок никак не реагирует, ничего не понимает. Я-взрослый осознает, что видел ее в последний раз. И обижается.
Снова наступает темнота.
Что же это такое? Она прощается со мной, выдавливая слова любви, чтобы не мучиться угрызениями совести? Если верить блокноту, она сказала это в первый раз. Три слова и один поцелуй — вот и все. С глаз долой, из сердца вон. Все вокруг было словно в тумане, но я бы наверняка заметил слезы на ее глазах.
Но нет, она не плакала.
Я нервничаю и в то же время чувствую облегчение. Кажется, я ничего не потерял. Мне даже повезло, что я жил с бабушкой и дедушкой. Какое счастье…
Первое признание мне в любви оказалось пустяком, сентиментальным обманом.
Но как бы мне хотелось подольше побыть в объятиях обманщицы…
* * *
Кларисса пропала больше двух месяцев назад. Я рассчитывал объясниться с ней через пару дней после ссоры, но она так и не вернулась на работу. Даже заявление об уходе прислала по почте и не стала забирать оставшиеся в кабинете вещи.
Конечно, я звонил, но все напрасно. Каждый раз оставлял сообщение и не получал ответа. Регулярно ходил к ее дому, подолгу стучал, но она не открывала.
Теперь я чувствую себя виноватым в том, чего не делал. Это худшее, что может случиться с человеком.
Да, блокнот стер ее запись без моего ведома, но я упрекаю себя в другом. Я испугался сделать первый шаг, сказать о своих чувствах…
Как я зол и каким потерянным ощущаю себя! Меня терзают раскаяние и угрызения совести.
Часто по ночам на меня накатывает такое одиночество, что я беру блокнот и вспоминаю моменты, проведенные с Клариссой. Ничего особенного: просто улыбки, взгляды, наше удивительное взаимопонимание.
Воспоминание за воспоминанием. И в центре каждого — она.
Иногда меня тянет пережить некоторые эпизоды, связанные с Джулией. Надо сказать, она быстро завела привычку засыпать, положив голову мне на плечо, и тогда ее запах, ее тепло… Мне не раз хотелось заняться с ней любовью.
Но я вспоминал Клариссу, и желание улетучивалось.
К тому же все равно ничего бы не вышло. Мы уже были не одни в комнате. Все началось с радостной улыбки Джулии и неожиданного известия.
— Знаешь, пора познакомить тебя с моей малышкой!
Пару секунд я соображал, как бы повежливее отказаться, потому что меня совершенно не привлекала эта идея.
— Мама привезет ее сегодня днем. Правда, замечательно? — протараторила она, не успел я открыть рот.
Я, как всегда, не смог отказать, но ждал появления девочки с нескрываемым ужасом. Еще бы, ведь Джулия нарисовала отличный портрет: не ребенок, а комок нервов, капризный и постоянно чем-то недовольный.
К моему удивлению, девочка молча вошла в квартиру и остановилась, вцепившись в руку матери. Наверное, я произвел на нее сильное впечатление.
— Здравствуй, милая. Как тебя зовут?
— Сарлотта!
— Сарлотта? Какое красивое имя!
— Да нет, ее зовут Шарлотта, она просто не выговаривает некоторые звуки!
— Спасибо, Джулия, я догадался… Шарлотта, хочешь печенья или мороженого?
— Хотю!
— Нет, Шарлотта, только не это! Сейчас будешь грызть печенье и везде накрошишь!
— Да ладно, Джулия, ничего страшного, ей уже три года. А если запачкает что-то, не беда… Ты же будешь есть аккуратно, красавица моя?
— Да, обесяю!
Я усадил ее на диван. Она прислонилась к спинке и вытянула маленькие ножки, которые даже не доставали до края сиденья.
Она старалась есть очень аккуратно.
Мне пришлось долго переключать каналы, пока не нашлось то, что ей понравилось.
Шарлотта смотрела мультик и улыбалась.
Я смотрел на Шарлотту и тоже улыбался.
* * *
Через несколько дней я снова пришел к Луизе. Перед этим я, не моргнув глазом, расспросил о ней Мика, но он был настроен не больно-то оптимистично. Сказал, что собирается писать ей письма, пока не иссякнет вдохновение, а уж потом рискнет познакомиться. Он больше ни разу не встречал ее в лифте, хотя по утрам долго катался вверх-вниз.
В общем, я собрался с духом и отправился к ней.
— Здравствуйте, Луиза!
— Здравствуйте. Опять проблемы с цветами?
— Н-н-нет. Не совсем. На самом деле я не работаю в службе доставки. Сейчас я все объясню…
В общем, я рассказал ей о Мике. О том, что я его лучший друг и что он влюбился в нее, о его стеснительности и моих опасениях… Я описал того Мика, которого хорошо знал: нежного, заботливого, верного, искреннего. Вначале она смотрела на меня подозрительно, но потом ей, кажется, стало любопытно…
— У вас нет, случайно…
— Может, перейдем на ты?
— Хорошо. У тебя нет, случайно, его фотографии? Судя по твоим словам, он очень милый человек…
— Я как раз хотел тебе показать. Вот, держи. Ну, что ты о нем думаешь?
— Ой, я же его знаю! Я как-то заговорила с ним в лифте! Не понимаю, что на меня нашло… Не может быть!
— Чего не может быть?
— Он такой красивый…
— Только не это! Я уже полчаса объясняю, что не надо судить по внешности!
— Да, но… Мне бы и в голову не пришло, что это он. Я правда ему нравлюсь?
— А почему нет? Не понимаю, что тут удивительного! Послушай, мне пора возвращаться на работу. Я оставлю тебе его номер и…
