Снаружи уже было темно, и на небе высыпали яркие звезды. Мы немного постояли у ворот. Неожиданно до нашего слуха откуда-то с высоты донеслись странные звуки. Сначала они были еле различимыми, но с каждой секундой делались все громче и отчетливее. Это были пронзительные крики диких гусей. Вскоре мы увидели и их самих. Они летели тремя клиньями, длинные шеи вытянуты вперед. Их полет был устремлен на юг. Мы с каким-то испугом смотрели на них, открыв души этим грациозным птицам, которые не обращали внимания на простиравшуюся внизу землю, не ведая ни войн, ни границ, следуя лишь мирному зову собственной природы. Мы оба вспомнили хорошо знакомые строчки Вальтера Флекса: «Дикие гуси летят ночной порой…», в которых усматривалась некая плохая примета. Мы наблюдали за их полетом до тех пор, пока они не скрылись из вида. Мне показалось, что неожиданное появление диких гусей имело какое-то глубокое, пока еще неясное значение. Это был некий знак, призыв к выполнению долга.
Мы тогда еще не знали о неминуемой катастрофе на Восточном фронте. Вскоре, после отступления наших войск с Северного Кавказа, грянула трагедия под Сталинградом. Мне было не суждено снова увидеться с Филиппом.
Обучение горных пехотинцев
Февраль 1943 года. Наш взвод в полной боевой выкладке поднялся на лыжах по крутому горному склону. Дождавшись последнего, мы собрались в седловине горной вершины Торренер Йох, на высоте 1800 метров над уровнем озера Кенигзее, с одной стороны, и долины Зальцаха — с другой. Задыхаясь и опираясь на лыжные палки, мы с великим удовольствием наслаждались коротким отдыхом. На нас белые накидки с капюшонами, натянутыми на вязаные шапочки. На фоне ослепительно белого снега видны лишь наши пулеметы и винтовки. Прочее военное снаряжение невозможно различить, так как в глаза нам светит яркое солнце. Некоторые из нас сняли шапочки, и сразу стала видна узкая полоска белой кожи возле линии волос, резко контрастирующая с загорелыми лицами. Наши губы намазаны толстым слоем жира, глаза защищены темными очками в легкой алюминиевой оправе.
Загар лег на наши лица во время полевой подготовки, которой мы упорно занимаемся последние недели. Она заменяет нам строевую подготовку на плацу, которой заполнено все время призывников в других воинских подразделениях. Условия нашего нынешнего проживания типично спартанские. Мы живем в двух охотничьих домиках, один из которых расположен на вершине, а другой на склоне горы. Каждое утро начинается с зарядки, за ней следует завтрак и занятия лыжной подготовкой и тренировки в высокогорных условиях, вроде восхождений на ледник, строительства домов из снега и льда и тому подобного.
Снег на горном хребте плотный и заледенелый, спрессованный постоянными ветрами. Свежевыпавший снег быстро тает на солнце. Примерно в десяти километрах от нас протянулся заснеженный массив горы Ватцманн. Здесь же, на нашем берегу озера, высится вершина Хоэ Гель. Горный хребет Шнайбштайн возвышается южнее и севернее седловины.
Горы представляют собой восхитительное зрелище. Глядя на них и видя рядом с собой лица товарищей, я думаю, что это именно то, к чему я всегда стремился. Прежде чем закончить утренние упражнения, нам нужно совершить еще один горный спуск. В данный момент мы отрабатываем перемещение оружия. Наши пулеметы установлены на похожих на лодки санках, которые тянут, как собаки в упряжке, три человека — два спереди и один — пулеметчик — сзади. Первый пулемет готов. Винтовки заброшены на ремне за спину, коробки с боеприпасами привязаны к телу. Три человека, образовав треугольник, спускаются вниз. Впереди командир, за ним пулеметная команда. За первой тройкой устремляются остальные горные пехотинцы. Движение осуществляется ритмично и в полной гармонии благодаря интенсивной лыжной подготовке предыдущей недели. Скоро наши товарищи скрываются за скальным выступом. Подходит наша очередь.
Днем выпадает снег. Мы возвращаемся домой довольно рано. После ужина я заступаю в караул. Мне придется отстоять первые два часа ночи. Сильные порывы ветра наметают сугробы снега возле нашего домика. Внутри мерцает слабый свет, пробивающийся через неплотно сдвинутые занавески. Мои товарищи поют. Наш репертуар носит преимущественно южнотирольский характер, потому что большая часть нашей роты родом из этих мест. Их «национальный гимн» — песня радостного признания любви Южному Тиролю. В нашем батальоне она очень популярна.
Мир так широк, велик и полон солнечного света,
Но самое прекрасное в нем — мой родимый край.
В тесной комнате, отапливаемой большой изразцовой печью, солдаты тесно сгрудились за деревянными, отскобленными добела столами. Среди них и младшие офицеры. В их числе и командир нашей роты, гауптштурмфюрер СС фон Хартманн. Он постоянно заходит к нам в минуты досуга. Мы все безоговорочно уважаем его, и он, похоже, хорошо к нам относится. Гауптштурмфюрер строг и всегда тренирует нас буквально до изнеможения, но неизменно делает это так, чтобы мы получали удовольствие от исполнения долга. Фон Хартманн — красивый мужчина с породистой внешностью, темноволосый и по манерам настоящий баварский аристократ. Его мать, как мы полагаем, была родом из Венгрии. В чертах его лица читаются решимость, суровость и сила воли. У него раненая нога, и он вынужден ходить с тростью. Тем не менее наш ротный передвигается ловко и грациозно. Железный крест на левой стороне мундира подчеркивает его образ опытного, закаленного в боях солдата. Мы восхищаемся им и стараемся подражать ему во всех отношениях. По вечерам он приходит к нам с гитарой, и мы вместе разучиваем новые песни.
Когда меня сменяет другой караульный, я узнаю приятное известие: наш взводный приказал мне и еще трем солдатам завтра отправиться в деревню Кенигзее за продуктами. Получение такого приказа равносильно привилегии, это все равно, что удостоиться краткосрочной увольнительной. Съестные припасы обычно доставляются нам на мулах, однако в сильные снегопады навьюченные тяжелыми корзинами животные не могут идти по глубокому, метровой толщины, снегу. Ведя почти монашескую жизнь, мы мечтаем о возможности хотя бы на несколько часов оказаться в деревне, которая способна предложить нам лишь самые невинные и скромные развлечения.
Кроме того, имелась и другая причина моей радости. Если мне посчастливится, то я увижусь в деревне с Кристиной. В своем последнем письме она сообщила о том, что, будучи руководителем группы в юнгмэдель, союзе немецких девушек, она получила назначение в одну из гостиниц Кенигзее. Здесь размещался лагерь отдыха для детей из городов, часто подвергавшихся бомбежкам противника. Название гостиницы мне было неизвестно.
На следующее утро снег прекратился. Наш взвод построился возле домика. В зимнем снаряжении мы смотрелись необычайно элегантно. На нас узкие брюки и белые куртки с черными эполетами и эмблемой горно-пехотных войск на правом рукаве. Это было изображение эдельвейса внутри черной овальной нашивки.
Несмотря на глубокий снег, мы сразу же устремились в направлении Йеннер Альм, альпийского пастбища, где содержались мулы. Первым туда спустился Штрикер, который позднее стал моим верным товарищем, вторым номером нашего пулеметного расчета. Это был сын крестьянина из Южного Тироля с копной рыжеватых волос. Он считался, пожалуй, одним из лучших лыжников нашего подразделения и самым опытным. Спуск с Йеннер Альм был уже менее крутым, и мы вскоре оказались на берегу озера. Мы встретились в деревне возле нашего продовольственного склада. Теперь у нас два часа свободного времени.
