Сопротивление греков, на отдельных участках ожесточенное, тем не менее сломлено. Итог: свыше тысячи пленных, среди них командир полка, три командира батальонов.
Только теперь я начинаю осознавать всю важность захваченной высоты. Именно отсюда все пути отступления греков как на ладони. Сейчас они под огнем и нашей артиллерии, и всех видов вооружений.
Я намереваюсь нанести удар в тыл отступающему противнику. Но опять эта дорога! Изрытая воронками, которые сейчас спешно засыпают наши саперы, горная дорога, с крутыми спусками и подъемами. Время, уходит драгоценное время! Вот уже 2-я рота осторожно, на ощупь пробирается вниз к небольшому селу. Врага там нет. Здесь я собираю батальон, чтобы потом нанести удар по главному пути отступления греческих частей. Жду 1-ю роту, и вскоре подходят ее бойцы. По их лицам я понимаю все. На окровавленном куске брезента они несут своего погибшего командира роты. Рудольф Шредер лежит передо мной. На груди зияет рваная рана. Подвиг этого командира способен повторить не каждый. Он пал смертью храбрых, ведя первую штурмовую группу в атаку на вражеские позиции.
Ближе к вечеру мы добираемся до равнины. Послана разведка в направлении Кастории. Мне хочется окинуть взором местность, поэтому я сам отправляюсь вслед за разведчиками. Перед небольшим мостом мы замедляем ход. Позади высота 800. Это господствующая высота на подходах к Кастории и одновременно на главном направлении отхода сил 3-го корпуса. На мосту никого. Он не заминирован. Но мы настороже. И, как выясняется, не зря — внезаггно нас встречает пулеметный огонь. Военный корреспондент Франц Рот вскрикивает. Пуля полоснула ему по макушке головы. С залитым кровью лицом он возвращается в тыл.
С наступлением темноты 2-я рота овладевает мостом и создает небольшой плацдарм. Рота проводит разведку севернее Кастории и наталкивается там на отчаянное сопротивление противника. С рассветом начинается наступление на высоту 800, расположенную юго-восточнее Кастории.
И снова завывание снарядов у нас над головой. Далеко впереди они вбуравливаются в скальную массу и взрываются. Но греческая артиллерия свое дело знает — в результате прямого попадания уничтожен мост через речку. Мы лежим, вжавшись в камни. Интенсивный артобстрел подсказывает мне, что здесь противника внезапной атакой не взять, здесь следует подумать о хорошо организованном наступлении. Около полудня мы при поддержке крупных сил артиллерии и 3-го батальона полка «Лейбштандарт» предпринимаем повторную попытку наступать. 3-й батальон наступает с охватом левого фланга противника и во второй половине дня должен выдвинуться к главному пути отхода сил греков. Для подавления весьма мощной артиллерийской группировки и оборонительных позиций греков на высоте 800 решено использовать пикирующие бомбардировщики, которые будут взаимодействовать с моим батальоном.
Наступление развивается точно по плану без каких-либо отклонений. Как стая хищников, пикирующие набрасываются на позиции неприятеля. Набрав высоту, они с выматывающим душу воем почти отвесно устремляются к земле, чтобы сбросить свой смертоносный груз. Горный массив сотрясается от адского гула. В небо вздымаются зловещие черные грибы, потом, соединившись, они медленно плывут над озером. Высота 800 покрыта плотной бурой пеленой, которую не в силах пробить даже лучи яркого весеннего солнца. Происходящее там, наверху, можно сравнить разве что с преисподней.
После того как упали первые бомбы, наши пехотинцы, кашляя от пыли и дыма, выбираются из окопов и траншей и пробегают очищенный от неприятеля участок. С поразительной точностью ведущие огонь 8,8-см орудия довершают работу пикирующих бомбардировщиков и тяжелых гаубиц. Греки еще очень долго не могут оправиться от атаки «Ю-87». Но когда опоминаются — уже поздно! 2-я рота взбирается на высоту и закрепляется на местности.
По наспех отремонтированному мосту проносятся остатки батальона — их путь лежит в Касторию. Греческие роты и батареи, которые, ни о чем не подозревая, спускаются с гор, ошеломлены и растерянны — они не успевают даже понять, как оказываются в плену. Одну батарею, которая продолжает вести огонь, в упор расстреливают на позициях. Бронеавтомобили разведки несутся мимо колонны греков к центру населенного пункта — Кастории. Неразбериха ужасающая. На рыночной площади меня приветствует священник. Мне никогда не позабыть его дружеских объятий — после них мне казалось, что я на всю жизнь пропах чесноком.
В сумерках уходящего дня мои бесстрашные товарищи расставляют посты боевого охранения для контроля за обстановкой с северного направления. Оттуда продолжают прибывать греческие подразделения, сражавшиеся с итальянцами. Идет затяжной дождь, сменяющийся грозой. Раскаты грома смешиваются с разрывами снарядов. Мы на пределе сил — засыпаем буквально на ходу.
Лишь утром мы осознаем масштабы одержанного нами успеха. За минувшие сутки разведывательный батальон взял в плен 12 000 солдат и офицеров противника и захватил 36 артиллерийских орудий. За выдающиеся успехи моих пехотинцев я удостоен Рыцарского креста.
Бои со сгруппировавшимися частями греческой армии продолжаются. Ценой значительных потерь полк «Лейбштандарт» преодолевает перевал Метцофон, вынудив 16 дивизий неприятеля сложить оружие. Акт о капитуляции подписан 21 апреля в Лариссе.
К вечеру 24 апреля в Иоанине я получаю приказ начать преследование разгромленных сил британцев. Для моих бойцов это была первая спокойная ночь с момента начала боевых действий на Балканах. Еще затемно приходится поднимать их. Из греческого склада доставлены канистры с бензином, все транспортные средства заправлены, что называется, «под крышку». Никто и не думает притаскивать сюда греческие пулеметы, находящиеся у мечети Али Паши в старой турецкой крепости. Никто не обращает внимания на огромное количество оружия — его в городе буквально горы.
Солдаты-греки, все еще спускающиеся с гор Албании, так и оставляют винтовки у стен домов, стараются поскорее сбрить отросшие за время боев бороды и чуть ли не бегом устремляются в ближайшую хлебную лавку. Оттуда они выходят с караваем хлеба, пучками зеленого лука и, если улыбнется счастье, рыбинами, которых они тащат за жабры. После этого они преспокойно бредут дальше на юг.
Мы обгоняем их. И на обгоне лишний раз убеждаемся, насколько разные вещи — путь победителя и побежденного. И хотя вид этих солдат — вчерашних пастухов, на которых силком напялили форму, рыбаков, крестьян, торговцев — в целом особого презрения не вызывает, все же трудно видеть в них организованно отступающую армию. Они, подобно реке, растекаются на сотни мелких протоков по долинам и ущельям. Война завершается для них безнадегой. И картины общей подавленности, бесперспективности, утраты жизненных ориентиров не в состоянии скрыть ни гордо восседающий в седле полковник, ни приставленный к нему трубач. Армия, распадающаяся на глазах.
Мы едем и едем. Должны же все-таки где-то быть эти британцы. В каждом населенном пункте мы кратко и на ходу опрашиваем местных жителей. Те, кому удается, невзирая на тряску, пыль и грязь, нарезают бутерброды и подкрепляются. Всего раз у залива Арта я разрешаю ненадолго остановиться. Слишком уж соблазнительно выглядят апельсиновые сады. Солдаты наполняют каски благоухающими цитрусовыми. Нужно хоть как-то отметить свое пребывание на юге! В узкой теснине стоит отощавшая кляча, не иначе как собственность греческой армии. Лошадь даже не шевелится, стоит как монумент разгрому. Наша колонна объезжает ее — все-таки ветеран войны, замученное и достойное сочувствия существо.
