Пробегая мимо своего отряда, колдунья махнула солдатам рукой, и они потрусили за ней. Через несколько минут Айн взлетела на вершину холма и остановилась, ожидая, пока ее догонит охрана. От противника колдунью отделяло расстояние полета стрелы, и лучники Рихара не упустили шанса воспользоваться этим. С десяток стрел устремился в сторону холма. Большинство из них попало в склон, но нескольким удалось долететь до колдуньи. Все они с хрустом расщепились о барьер. Айнен усмехнулась – она не зря потребовала дополнительную защиту у Флокса.
Брин сердито постукивал золотым по грязной столешнице. Он был слишком зол, чтобы замечать алчный взгляд трактирщика, который не мог отвести глаз от заветного кругляша. Но лошадей в постоялом дворе больше не осталось: солдаты, украсившие лицо хозяина трактира свежими синяками, увели всех, а престарелый ослик, используемый для сельскохозяйственных нужд, богатого странника не привлек.
– Если господин желает увидеть колдуний, он может остаться здесь, потому что через несколько дней… – лихорадочно изыскивая способ еще хоть немного облегчить кошелек своего гостя, трактирщик дал волю воображению, но Брин перебил его.
– Господин желает убраться отсюда прямо сейчас. – Стекольщик резко встал из-за стола и стремительно вышел из зала.
Его всегда шокировала и выводила из себя алчность и тупая животная злость простых, лишенных власти людей, когда те собирались в толпы. И больше всего его злило именно то, что он был абсолютно бессилен в таких ситуациях. Да и к коню Брин уже успел привязаться…
Ходить пешком ему было не в новинку. Стремясь поскорее убраться из унылой деревушки, стекольщик развил неплохую скорость. Как все люди, которым приходится много и долго путешествовать на своих двоих, он изобрел особую походку, позволяющую экономить силы. Брину легче думалось, когда он двигался, и мерные шаги задавали ритм его мыслям.
Зачем хозяин послал его сюда? Стекольщик умеет только одно – убивать магов, но приказ был ясным: ведьм не трогать. «Ищи стекло», – вот каким был приказ. Но стекла здесь и близко не было, эта земля была пустой, Брин ощущал это всем своим естеством. В этом захолустье никогда ничего не происходило, земли были слишком бедными, чтобы привлекать сильных лордов, и располагались далеко от основных торговых путей. Просто еще один клочок территории, на котором что-то росло и кто-то жил. Но Роу никогда не ошибался и не совершал необдуманных действий. Брин старался не вникать в планы хозяина, потому что есть предел той мерзости, с которой может мириться человек, пусть даже он является рабом, но не мог не представлять себе их масштабности. В искусстве плетения интриг Ледяной Король не знал себе равных. За каких-то два десятка лет он не только извел всех соперников на прилежащих землях, но и увеличил свои магические силы втрое. Брин мало знал о магах, но одно ему было известно точно – сила колдуна определялось при его рождении, и изменить ее было невозможно. Магическая сила была отпечатком земли, породившей чудо-ребенка, и отпечаток этот определял его дальнейшую жизнь. Пробуждалась сила в любом возрасте от сильнейшего желания, которое полностью охватывало сознание чудо-ребенка, и тогда он превращался в мага. Эти знания по крупицам собирались стекольщиками и тщательно распространялись среди коллег по цеху – познание врага было ключом к победе над ним. Но чем больше узнавал Брин, тем сильнее менялось его отношение к колдунам. В целом все выглядело достаточно уныло. Стекольщик старался не думать на эту тему. Его оружие и так слишком часто становилось куда тяжелее поднимать, чем того требовала нерушимая печать.
«Узнать бы, – думал Брин, – какое у Роу предназначение. Может быть, это станет ключом к свободе…»
Надежды на то, что кто-нибудь пришибет-таки гада, у стекольщика не было уже давно.
Эти размышления окончательно испортили наемнику настроение. Он угрюмо брел по лесу, такому же темному и мрачному, как и его мысли, совершенно не обращая внимания на то, что его окружало.
На лес мягко опустился вечер.
Голову Брина заняли мысли более насущные: пора было бы позаботиться о ночлеге. Углубляясь в неприветливый лес, стекольщик ощутил укол сожаления: если бы он остался на постоялом дворе, то по крайней мере выспался бы по-человечески. Но стекольщик научился доверять своему чутью, а оно гнало его вперед. Тем не менее, он устал. И, хоть Брин и чувствовал, что ему надо поторопиться, он принял решение заночевать в лесу. Памятуя о том, что здесь водились медведи и волки, стекольщик выбрал надежное дерево и взобрался на него, постаравшись устроиться как можно удобнее в широкой развилке ветвей. В добротном плаще было тепло, и мужчина скоро заснул.
Несколько раз он пробуждался от непонятной тревоги, но цепкие пальцы сна быстро возвращали его в пучину сновидений. Окончательно Брин проснулся, когда уже рассвело. Жиденькая листва превращала неверный утренний свет в неприятное серое марево, которое точно отображало душевное состояние стекольщика. Отголоски страха, будившего его ночью, до сих пор бродили в сознании, хотя ужасов, снившихся ему, мужчина вспомнить не мог. Он замерз и проголодался, так что решил развести костер, чтобы согреться. Сбор хвороста в лесу не казался таким уж сложным занятием, и мысль о том, что он скоро согреется, взбодрила Брина. Но его чаяниям не суждено было сбыться.
Спустившись с дерева и ступив на землю, он испытал настоящий шок. Его естество словно пронзила молния – земля истошно вопила под ногами, раздирая все органы чувств. Брин упал на колени и закричал.
Солдаты окружали Айнен плотным кольцом, прикрываясь щитами от лучников. Колдунья немного беспокоилась о том, что стрелки врага могут попытаться дать залп навесом, но группка из пятнадцати солдат вряд ли была настолько лакомым куском, чтобы попусту тратить стрелы. Когда ее бойцы выстроились, надежно скрывая Айн от противника, женщина стала на отмеченную точку холма и скинула кафтан.
– Когда я закричу – бегите, – предупредила она солдат. – Времени у вас будет не много, так что бросайте оружие и бегите что есть духу.
Стараясь не обращать внимания на холодный ветер, который мгновенно забрался под тонкое платье, покрывая кожу пупырышками, Айнен закрыла глаза. Ее руки расслабленно повисли по бокам ладонями наружу. Колдунья сконцентрировалась на своих ощущениях.
«Ненавижу…»
Вечная ярость, то утихавшая, то разгоравшаяся с новой силой в глубине ее сознания, вырвалась наружу, сжигая все на своем пути.
«Ненавижу!..»
Жгучее отвращение, которое вызывали у нее все эти грязные, вонючие, слюнявые недоумки, заполнявшие свою жизнь превращением пищи в отходы и загаживанием таких же никчемных и пустых жизней своих собратьев, переполнило колдунью.
Чумазые рожи, хохочущие, показывающие свои гнилые зубы, тонкий женский крик, заглушаемый этим хохотом, и жуткая вонь. Она просто задыхалась от этой вони.
«Ненавижу!»
Она сотни тысяч раз видела, как весь этот мир тонет в огне, обугливается и превращается в легкий белый пепел. И в этом пламени сгорали все, все без разбору, потому что ей было плевать, кто виноват, плевать, кто заслуживает ее ненависти, а кто достоин милосердия. Она ненавидела всех.
