Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
— Каких же? — раздраженно спросил я.
Неумение и нежелание подданных держать себя в руках заставляли меня чувствовать себя виноватым за тот беспредел, в который вылился внешне изящный ход с польским участием в заговорю.
Игнатьев чуть отвернул голову к окну и принялся настойчиво рассматривать укрытый снегом скат крыши напротив. Его голос несколько дрогнул, когда он сообщил мне подробности польских событий.
— В Лодзи к нашему арсеналу подошла толпа в три-четыре сотни поляков. Они были пьяны, размахивали бело-красными флагами и пели песни. Во главе они несли копье со стягом. Подойдя к арсеналу, они принялись выкрикивать ругательства и оскорбления. Солдаты дали несколько залпов в воздух, в ответ из толпы в них полетели грязь и камни. Затем на площадь перед арсеналом вылетела детская кукла в окровавленной одежде, и поляки начали скандировать: «Маленький ублюдок подох, дело за большим!» Солдаты не выдержали и открыли огонь. Более полсотни поляков убито пулями, в давке погибло столько же, число раненых сказать невозможно.
— Сволочи, — саданул я кулаком по столу, — ну какие же сволочи! Неужели все так плохо?
— Я не знаю, — устало вдохнул Игнатьев, — но чувство такое, что мы сидим на вулкане. Еще и ваши планы с аристократией…
— Нам нельзя отступать. Дадим слабину, будет во сто крат хуже. — Я устало откинулся на спинку стула.
Действительно, события в Польше разворачивались совсем не так, как в моем варианте истории. Смерть Александра И сильно подействовала на моральных дух восставших, а некоторая нерешительность кабинета министров, решившего в период перехода власти от одного императора к другому ничего не предпринимать по столь скользкому вопросу, дали полякам время раскрутить маховик мятежа. Спешно назначенный мною, исходя из его заслуг в моем прошлом, руководить подавлением восстаний в Западном крае Муравьев медленно и методично давил все очаги сопротивления. Но, увы, Михаила Николаевича на все не хватало — сказывалось то, что размах восстаний был шире, и то, что Муравьеву пришлось одновременно заниматься и Литвой, и Польшей. Однако к осени 1864 года был наконец-то достигнут перелом. Восстание затухало, умирая под натиском наших войск, лишаясь даже слабой поддержки польского крестьянства, которому панские разборки были уже поперек горла. Число арестованных и ссыльных мятежников в Польше в конце 1864 года уже приближалось к тридцати тысячам против двенадцати с половиной в моей истории, согласно дневнику. Все шло к тому, что к весне 1865 года, ровно на год позже, чем в моей истории, мятеж будет окончательно подавлен. И тут грянул гром заговора Гагарина, черт бы его подрал!
Возложенная, из стратегических и политических соображений, на польскую шляхту вина за покушение стала палкой о двух концах. С одной стороны, это консолидировало общество, лишив польских сепаратистов последних остатков сочувствия среди русских, и позволяло пополнить оскудевший за последнее время бюджет. С другой… эффект от этого известия в самой Польше был похож на вброшенную в затихающий костер бочку бензина. Полыхнуло так, что мало не показалось. Еще бы, смерть одного императора, почти успешное покушение на второго и смерть наследника престола! Вера в то, что еще чуть-чуть, еще самую малость, и русский трон падет, а Польша будет свободна, охватила Привисленский край.
Как ни парадоксально, в Литве революционные настроения, наоборот, резко пошли на спад. Если поляки на волне эйфории, казалось, совсем потеряли голову, то благоразумные литовцы сумели сделать правильные выводы из петербургских событий и просчитать ответную реакцию властей. Еще через три дня после публикаций подробностей покушения восстания в Западном крае прекратились как по волшебству, а в столицу посыпались депеши от местных чиновников о прекращении волнений и массовых службах в церквях и костелах Литвы за упокой души невинно убиенного цесаревича.
Поляки же, напротив, явно решили пойти ва-банк, бросив все на чашу весов. Еще недавно почти сошедшие на нет манифестации и шествия в польских городах стали практически ежедневными, несмотря на комендантский час. Резко активизировались недобитые польские банды под руководством Мариана Лангевича, Юзефа Гауке-Босака, ксендза Станислава Бжуска, Зыгмунта Сераковского и других «благородных панов». Снова, как и в 1863 году, были попытки нападений на русские части, расквартированные в Польше. Ну что ж, сами напросились…
— Реакция на аресты магнатов уже есть?
— Есть, но весьма скромная, — пожал плечами граф. — Аресты только начались, и в основном в провинциях, столичное воеводство мы пока не трогаем, слишком уж там обострена обстановка. Гораздо больше меня волнует, как отреагирует польская шляхта на объявление низложения Царства Польского и разбивку Польши на губернии…
— Думаю, когда Михаил Николаевич закончит наводить порядок в этом чертовом крае, — сказал я со злостью, — реагировать там уже будет некому. Тогда и объявим. Единственная польза мятежей в том, что после них становится меньше мятежников.
Игнатьев согласно кивнул, и в комнате воцарилось молчание. В наступившей тишине отчетливо раздался треск поленьев в камине.
— А все-таки каков старый хрыч, — имея в виду Блудова, вдруг резко прервал молчание я. — Так нагло врал мне прямо в лицо до самой своей смерти, а сам крутил шашни со своим клубом. Все припугнуть меня хотел… А как ведь выражал рвение и готовность! Помнишь? Я ведь совсем было поверил, что он и вправду готов работать по полной, чтобы оставить свой отпечаток в истории. Смеялся надо мной, как над самонадеянным мальчишкой, небось, — зло закончил я.
Блудов не давал мне покоя. Как я узнал от Игнатьева впоследствии, едва выйдя от меня, он направил все свои усилия не на работу, как того ожидал я, а на самое что ни на есть оголтелое вредительство. Он тут же принялся организовывать всех недовольных моими реформами в высшем свете. А таких, надо признаться, набралось довольно много. Старый лис. Наверное, он чувствовал мою к нему затаенную нелюбовь. Может быть, даже предполагал, что мне известно про его клуб, поэтому так горячо и демонстративно поддерживал мои инициативы. Я не хотел трогать его детище до поры до времени, несмотря на недовольство Игнатьева этой опасной игрой. Хотел, чтобы клуб как-то проявил себя, что позволило бы мне осторожно устранить самую недовольную часть русского дворянства и заодно разжиться за его счет деньгами, но… смерть Блудова спутала нам все карты. Результатом стало дерзкое покушение Гагарина, и мы получили то, что имеем.
— Ваше Величество, самое время сменить оцепление вокруг дворца. Кризис миновал, а солдаты уже почти сутки на ногах. Кстати, кому это пришла такая забавная мысль кормить солдат с императорского стола? — позволил себе усмешку начальник разведки. — Уж не вам ли?
— Ну а кому же еще! Знали бы вы, чего мне пришлось наслушаться. Внезапно оказалось, что во дворце нет ни грамма нормальной еды — одни лишь деликатесы. Тогда я с самой вежливой улыбкой заказал три тысячи порций черепашьего супа. А когда его начали варить, просто уточнил, что если во дворце закончатся деликатесы, которые я и не думал докупать дополнительно из-за ослиного упрямства поваров, то для приготовления обычной пищи мне сгодятся повара и поплоше, а в их услугах я больше не буду нуждаться. Вот тут-то неожиданно изыскалось необходимое количество гречневой крупы с самой обычной телятиной. Хотя надеюсь, черепаший суп солдатам понравился, — хохотнул я. Эта история была единственным приятным воспоминанием за последние сутки.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
