Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Мильям опустила ресницы:
— Да.
— Ну так я ставлю под оконницу. Вот тут. Чтоб потом не искала. Запомнила?
— Да.
— Тогда все. Я пошла к своим. А то старуха Абитаб, как дочку отдала, вообще не в себе стала, проклятие Матери…
Адигюль запахнула на рыхлой груди вдовью накидку и решительным шагом направилась вон с подворка. Сейчас она уверенной поступью пересечет полселения, хозяйским жестом отбросит в сторону полог жилища, откуда несколько дней назад чужеземный жених увез Ахсаб, и постарается раньше свекрови открыть рот, полный дробной дежурной брани…
А в нише под оконницей остался маленький кувшин, до половины налитый напитком, состава которого Мильям никогда не узнать. Только вкус. И то, что случится потом, следующей ночью, когда нареченный увезет ее со свадебного пира… не так уж и далеко, в скромное жилище на другом конце селения.
Это жилище, каким бы оно ни было, покажется ей самым прекрасным на свете. А Темирен — самым сильным, мужественным и желанным мужчиной, славным ваном из старинной легенды. И она отдастся ему со всей неистовой страстью, какую молодая жена способна подарить своему мужу, и вместе они зачнут здорового и крепкого сына… Потом будет долгий сон, почти не оставляющий воспоминаний… жаль.
Вот если б она была первой дочерью в семье — то запомнила бы… Первая дочь смотрит на своего нареченного в ночи теми же глазами, какими видела его днем: она сама избрала его, и ее собственная печаль, если ночь любви окажется не такой волшебной и страстной, как мечталось…
Как там Ахсаб?.. И где это у нее было: в пути — или уже под струями водопада? Отвлекшись, Мильям опять зацепила лишнюю нить, стянула в узел, исказив рисунок покрывала; этот ряд тоже придется распустить.
Ей, второй дочери, будет куда легче полюбить своего… не избранника, просто жениха, с которым сговорился старший брат перед отъездом на границу. Так устроен мир, и кто скажет, что это несправедливо? Всего лишь несколько глотков из кувшина — в то мгновение, когда луна зацепится за круглую вершину Седу. Несколько глотков волшебного напитка… приготовленного для нее Адигюль.
Почему — Адигюль?!
Порыв ночного ветра едва не задул светильник. Мильям прикрыла маленькое пламя ладонью. Пальцы, просвеченные красным насквозь, как если б они были прозрачными, мелко, прерывисто дрожали.
Вернулась к работе; но после взгляда на светильник в глазах прыгали язычки пламени, дробя смутно белевшее в темноте неоконченное покрывало. Только сейчас Мильям поняла, насколько черно сгустилась ночь, которой мало что мог противопоставить мятущийся огненный язычок. Казалось невероятным, что до сих пор — не иначе, каким-то чудом, — удавалось подсчитывать и разбирать при его свете тончайшие нити… Кто выдумал, будто можно ткать в последнюю предсвадебную ночь?.. И вообще ночью?!
Матерь Могучего, как же она устала…
Мильям встала и, подойдя к изгороди, облокотилась на шершавые переплетенные лозы. Ночь обещала быть по-осеннему резкой и холодной. По небу неслись седые рваные облака, оставляя под собой только самые невысокие вершины — не горы даже, а так, скалы или холмы темными силуэтами на темном фоне. Луна неясным отсветом промелькнула в тут же затянувшейся дыре между тучами; трудно было сказать, насколько далеко ей еще до вершины Седу.
Скоро начнут собираться подружки на девичьи проводы. Если, конечно, кому-то захочется выйти из жилища под пронизывающий ветер… Ведь она, Мильям, ни с кем особенно не дружила, с одной Ахсаб, да и то они все время ссорились. Но обряд есть обряд, хоть кто-нибудь из девушек селения должен прийти, и уже, наверное, вот-вот, так что…
Лучше раньше, чем позже.
Какой он на вкус?.. Говорят, жгучий, будто соус из алого перца. А выпить нужно одним духом, не отводя кувшина от уст. И сначала ничего не почувствуешь, кроме жара во рту, — волшебное действие напитка начнется лишь на следующую ночь, точно в то же самое время… Надо поспешить: вдруг завтра из-за непогоды обряды будут сменять друг друга чуть скорее, нежели принято, и Темирен-ван раньше увезет ее со свадебного пира?
Она медлила. Слишком устала от работы… И где луна? Должна же она хоть еле-еле проглядывать сквозь тучи…
Мимо изгороди пронеслась, хлопая черными крыльями, летучая мышь — низко, к дождю. Мильям неосознанно вскинула руки, защищая косы: эти твари любят запутываться в волосах, и каждая вырванная волосинка протягивает мостик в чертог Врага Могучего, которому они служат. Если за всю земную жизнь отдать им хотя бы семь волос — после смерти придется вечно поддерживать темный огонь светильников в Его чертоге…
Мелькнула еще одна крылатая тень. Потом еще… Мильям отступила к самому жилищу: входить внутрь в предсвадебную ночь невеста не должна, а что же ей делать, если они рискнут залететь за изгородь?.. Скорее бы пришли девушки!
А напиток?! Лучше раньше, чем… Снова взглянула в небо — ни намека на луну, — присела на корточки у оконницы, пошарила рукой в нише, нащупывая кувшин… Да, но можно ли в присутствии слуг Врага призывать к союзу древние силы Гау-Граза? Последние, разумеется, гораздо сильнее, но… Как все-таки мало она знает, всего лишь вторая дочь в семье…
Вздохнула, закусила губу — и вытащила кувшин из ниши. Присела на циновку перед неоконченным покрывалом; светильник уже едва теплился, пригибаясь под ветром. Откупорила восковую пробку на горлышке кувшина. Искоса взглянула в сторону изгороди, ночи и летучих мышей…
Там стоял человек.
Чужой.
Мильям поняла это не сразу: в первое мгновение она даже приняла его за Темирена — которому ни в коем случае нельзя видеть в эту ночь свою невесту! — затем почему-то вспомнила Сургена, старшего брата, ушедшего к Могучему в первом же бою, при посвящении оружием… Чужой человек, невысокий и квадратноплечий, совсем не был похож на Сургена. В его узких глазах двумя искорками отражалось пламя умирающего светильника.
Над головой чужого — у самых волос! — прошелестела летучая мышь.
Вот тут Мильям и вскочила, отпрянув и взмахнув руками, — незакупоренный кувшин ударил россыпью темных брызг по струнам натянутых на рамку нитей будущего покрывала. Чужой человек шагнул вперед, обеими руками взялся за изгородь и усмехнулся — Мильям приготовилась закричать, и в этот момент чья-то плотная, как восковая пробка, рука намертво запечатала ей губы.
В тишине совсем близко заржал конь. Тот, кто был сзади, рванул Мильям на себя и поволок, словно вязанку хвороста, — песок и щебень подворка в одно мгновение содрали кожу на щиколотках и пальцах ног. Видимый мир вздернулся вверх, к седым клочьям облаков, и на мгновение она отчетливо увидела в просвете между ними круглое основание луны, касающееся яйцеголовой вершины Седу…
В лицо ткнулся теплый конский бок, пахнущий едким потом. Мир ухнул вниз и перевернулся вверх ногами. Перевернутый чужой человек обернулся от седла, перебросил через изгородь трескучий комок оранжевого огня — и ударил по шпорам.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
