Как обычно, Миша показал себя рыцарем.
– Очень рад! – сказал он, склонясь в благородном поклоне. – Твоя подруга для меня все равно что святая, – Ой! – воскликнула Таня. – Как умеют выражаться некоторые мужчины. Прямо строка из романа. С ума сойти!
– Всегда к вашим услугам, мадемуазель!
– Почему мадемуазель? Может быть, мадам.
– Тем более к вашим услугам.
Губин заметил ненатурально-кокетливый блеск Таниных глаз. "Сучонка", – оценил равнодушно. Но что-то его зацепило. Какой-то мимолетный сквознячок опасности. Он сделал незаметный знак Генке Маслову, который без дела слонялся на углу. Настя предложила девушке довезти ее до дома. Вдвоем они забрались на заднее сиденье.
– Куда изволите? – не оборачиваясь, спросил Губин.
– Вы поедете через Центр?
– Можно и через Центр.
– Высадите меня, пожалуйста, у Пассажа.
Ехали десять минут. Девушки шушукались о чем-то о своем, девичьем. Губин не вслушивался в пустую болтовню. Один-два раза в обзорном зеркальце столкнулся взглядом с Таней. Она его подманивала. Она была опытной искусительницей и из тех, кто на вечной охоте. Внимательной усмешкой сулила бездну наслаждений, Жертвой таких глаз мог стать и каменный истукан на обочине. Еще не расставя толком ловушки, дразнила: не робей, мальчик, действуй. После очередного соприкосновения взглядами Губин чуть не врезался в резко тормознувшую впереди "волгу". Это его озадачило.
Последний раз он спал с женщиной, кажется, месяца два назад. А эта дамочка была чертовски хороша. С ней хотелось поговорить о чем-нибудь отвлеченном, например, о вечности.
У Пассажа она вышла, поцеловав Настю в щеку. Губину небрежно бросила:
– Вы истинный джентльмен, сударь. До свидания.
– Конечно, – ответил Миша.
Настя не стала дожидаться его упреков.
– Понимаю, понимаю, – ворчливо заговорила она. – Я не имею права, я должна быть осмотрительной… Господи, как все это надоело! Прямо какая-то масонская ложа. И ты туда же, Брут!
– Все в порядке. Не скрипи.
– Знаешь, мне иногда кажется, мы все разыгрываем какой-то бредовый спектакль. И я все жду, жду, что спектакль окончится, упадет занавес и мы наконец начнем жить нормальной, человеческой жизнью. Но время идет и идет, и никаких перемен. В чем дело, Миша, объясни?
– Чего ты хочешь от меня?
– Кто навязал нам все эти мерзкие роли? Кто заставил жить украдкой? Не хочу, не хочу, не хочу!
– Почему бы тебе не спрятаться в монастыре, дитя мое?
– Без меня Алеша вообще превратится в зверя лесного… Кстати, куда это мы едем?
К нему и едем. К зверюге.
– На дачу?
– Да.
– И даже не заглянем домой?
– Не успеваем. Он просил к часу быть непременно.
Настин голосок счастливо зазвенел:
– Видишь, Мишенька, он же превратил меня в рабыню. Даже не спрашивает, хочу ли я ехать, какие у меня дела. Просто присылает верного цербера, тебя то есть, Мишенька, и изъявляет свою господскую волю, Самое забавное, я безропотно подчиняюсь. К чему бы это, Мишенька?
– Ты же любишь его, – сказал Губин. – Вот он и пользуется твоим несчастьем.
* * *
"Хвост" Таня заметила сразу. Белобрысый увалень приклеился к ней у Пассажа. Ловок Миша Губин, ловок, ничего не скажешь. Когда только успел распорядиться, будучи все время у нее на глазах. Да, с этими ребятами шутить не стоит. Француженка поводила шпика по Центру и довела до Тверской. Ее так и подмывало устроить юному топтуну небольшое приключение, которое образумит его на всю оставшуюся жизнь, но она не могла себе этого позволить. Отрываться следовало без шухера, как бы случайно.
Целую неделю она потратила на то, чтобы выйти на Алешину жену, и наконец ей это удалось. Дальше будет проще, должно быть проще. Хотя подозрительность Губина – дурной знак. Он не поддался ее чарам. Зато снарядил за ней гонца. По словам Грума, выходило, что Миша Губин, правая рука Креста, был одним из самых опасных людей в нынешней взбесившейся Москве, и после сегодняшней встречи она готова была ему поверить. Миша Губин показался ей обездоленным. У него все было, но чего-то ему не хватало, а чего, он, похоже, и сам не знал. Он владел тайным ведомством и был наглухо закрыт для посторонних глаз. Впервые Таня увидела мужчину, словно сошедшего со страниц обожаемых ею в юности готических романов. Он был не из этого века, но и не из того, который катится навстречу.
От него сквозило черной дырой.
Наверное, подумала Таня, после Алеши ей придется заняться этим кочующим странником, и не ради денег, а ради собственного удовольствия. Это будет пряная забава. Сильные люди не чуют своих пределов, им часто мнится бессмертие. Они сами гоняются за криворукой, как пьяница за лишним стаканом, и при встрече с нею впадают в сладострастный шок. Погибают они обыкновенно невзначай. У Тани сладко кружилась голова, когда воображала, как будет убивать Губина – постепенно, врастяжку, смакуя его смерть…
Топтуна она "сбросила" на Пушкинской площади в суете послеполуденной тусовки. Это оказалось проще пареной репы – паренек попался неопытный. В "Макдональдсе", за одной из шторок, она изменила внешность: подобрала волосы под вязаную шапочку и набросила на плечи нейлоновую курточку, которая лежала в сумочке. Через подсобные помещения выскочила к магазину "Наташа", спустилась в подземный переход и, миновав фотовыставку, очутилась на улице Чехова.
Подняла руку – и у ног мгновенно затормозил частник на бежевом "жигуленке".
– Гони, браток, и десять баксов твои.
Частник погнал как безумный, прямо под желтый свет. Довез до Дома архитектора, получил награду, но видно было, что чем-то недоволен.
– Может, вместо денег оставите телефончик? – предложил игриво. На вид частнику было лет сорок, и он был похож на упитанного клопа-реформатора.
– Нет, телефончик не оставлю, – огорчила его Таня. – Да он тебе и не нужен.
В полутемном зале с камином заказала у стойки пару бутербродов и стакан белого вина. Ее мучила странная жажда, как при высокой температуре. Глотнув вина и вяло жуя безвкусную осетрину, она вдруг поняла, что с ней случилось. Открытие было такое, как если бы на голову упал кирпич. Она влюбилась в Мишу Губина.
Глава 7
– Я уезжаю, – сказал Алеша, – а ты недельку поживешь здесь.
– Почему?
– У меня на душе будет спокойнее. Я далеко поеду.
Спроси – куда.
– Куда?
– Мы с твоим дружком Вдовкиным в Цюрих смотаемся. Спроси – зачем.
