Благодаря указанному чувству молодой разведчик не сразу смог войти в рабочую колею, и утренняя порция письменных переводов перехваченных партизанских радиограмм и новостей «Черного Петуха» потребовала несколько большего, чем обычно, количества времени. Именно эта рассеянность, проявлявшаяся неожиданными улыбками, мечтательными взглядами куда-то в светло-голубое небо над Уамбо и тяжелыми вздохами, привела к поразительному открытию, которое в корне изменило судьбу влюбленного офицера. Когда запись с унитовскими новостями на обыкновенной японской магнитоле доиграла до конца, Лейтенант аккуратно поставил под текстом перевода дату и время, забыв выключить кассету. Мечтательно заложив за голову руки и потягиваясь под маскировочной сетью над его рабочим местом (металлическим столом у стенки кунга с пеленгатором), он не сразу обратил внимание на странные звуки, вдруг раздавшиеся из динамиков:
— …«Земля», «Земля», говорит «Зодчий», как меня слышите?
— «Зодчий», принимаю вас хорошо! Доложите о ходе операции!
— «Земля», «утка» приводнилась! Повторяю, «утка» приводнилась!
— «Зодчий», вас понял! Какова ситуация с «утятами»?
— Учебные «утята» в полной сохранности, я проверил! Повторяю, с первыми «утятами» все в порядке! Приводнились в заданном районе!
— «Зодчий», вас понял! А где вторая пара?
— «Земля», повторите! Не понял!
— «Зодчий», повторяю: где еще двое «утят»?
— «Земля», запуск второй пары наблюдал визуально — ушли в заданном направлении!
— Хорошо, «Зодчий», вас понял! Будем продолжать поиск! Как «соседи»?
— «Соседи» успешно нейтрализованы, все «двухсотые»! Повторяю, «соседи» все «двухсотые»!
— Вас понял, «Зодчий», следуйте в заданный квадрат встречи! О прибытии на место сообщите на второй резервной частоте в установленное время! Доложите координаты места приводнения «утки» и первой пары «утят»!
— «Земля», докладываю координаты…
В тот момент, когда неведомый «Зодчий», говоривший на родном для Лейтенанта языке, доложил такой же русскоязычной «Земле» широту приводнения «утки» и собрался сообщить координаты загадочных «утят», запись прервалась. За секундным шипением последовали звуки африканской музыки: оператор радиоперехвата явно не стал концентрировать свое внимание на случайно перехваченных переговорах. Лейтенант несколько раз проиграл радиообмен своих соотечественников и попытался понять, кто это мог быть и что они обсуждали. Случайная аберрация радиоволн, донесшая до него переговоры метеорологов из СССР? Но в таком случае как объяснить вполне «африканские» координаты, сообщенные «Зодчим»? Наши рыбаки? Но зачем тогда использовать кодовые слова? Возможно, впрочем, это были люди из ГРУ или внешней разведки КГБ, которые часто находились на советских рыболовных судах, рассеянных по всему миру. Но если так, то почему они решили выйти в эфир на открытых частотах и прямым текстом? Почему не использовали аппаратуру засекречивания? Тут он вспомнил о судьбе «соседей» и похолодел: термин «двухсотые» в советских Вооруженных Силах означал отнюдь не отдых в Крыму, а мертвые тела. В сочетании с другим подслушанным словом из загадочного радиообмена — «нейтрализацией» — напрашивалось простое логическое заключение: «соседям» уже не доведется увидеть «утку», чем бы она, мать ее, ни являлась! И что это за «утята»?! Подумав еще минуту, Лейтенант решил, что лучше всего будет доложить по команде. Кстати вспомнилась и армейская поговорка: «Пускай лошадь думает — у нее голова большая!»
Первым на пути Лейтенанта оказался симпатяга-Семеныч, который с полным вниманием отнесся к сообщению юного коллеги. Запершись в своем крохотном кабинетике, он со все более мрачневшим лицом несколько раз внимательно прослушал разговор на пленке.
— Ты сделал копию? — наконец спросил он Лейтенанта.
— Нет! — быстро ответил тот и покраснел: на самом деле копию он все же сделал, но по необъяснимой причине соврал старшему по званию и должности.
Семеныч пристально посмотрел на пунцовое лицо юноши:
— Ты уверен? Может, забыл? А?
— Нет, товарищ подполковник! Зачем мне это? — Лейтенант стремительно прошел точку невозврата и ужасно расстроился: он так и не понял, почему решил соврать столь уважаемому им человеку.
— Ну да, зачем она тебе? — вдруг быстро согласился Семеныч. — Так вот: никому ни слова! Черт его знает, что это такое! Я передам куда надо! Понял?
— Ильичу тоже ни о чем не говорить?
— Нет! У нас есть правило: чем меньше знаешь, тем лучше спишь!
— Я думал, в разведке наоборот!
— Да ты, парень, перепутал немножко! Мы должны знать все о противнике, а не о делах начальства! Теперь дошло?
— Так точно!
— Вот и хорошо! Завтра мы с тобой полетим за «Совиспаном». Заодно и передадим кассету кому следует. Еще раз: помалкивай и вида не подавай, что тебе что-то известно! Я вас, пацанов, знаю: будешь теперь ходить, пыжиться, героя корчить — как будто яичко снес!
Ни опытный Семеныч, ни совсем молодой еще Лейтенант не догадывались, что за давно не мытым, покрытым плотным налетом красной африканской пыли окном кабинета их диалог внимательно слушал человек, хорошо понимавший русский язык. Когда разговор закончился, он, довольно скаля акульи зубы, занес его содержание в маленькую записную книжку с размашистой золотой надписью «70 лет Октября» на пухлой обложке из красной искусственной кожи. Он понимал, что эта запись, пожалуй, самая важная в потертом за три года постоянного использования блокноте, а потому ожесточенно сопел и часто стирал пот с лица, которое стало еще краснее, чем обычно.
Наступил обеденный перерыв. Группа советников погрузилась в обшарпанную «буханку» и поехала домой. Лейтенант не спешил подниматься в недавно предоставленную ему отдельную квартиру (таким образом его поощрили за успехи в постижении азов радиоэлектронной борьбы). Минут пятнадцать он бесцельно болтался в фойе миссии, надеясь увидеть предмет своих ночных видений и демонстрируя притворный интерес к древним информационным стендам времен гэбиста Андропова и временщика Черненко. Отец Татьяны — полковник Фридриховский, в прошлом хохол и десантник, а сейчас москвич и замполит — был мудрым циником. Он сразу решил, что лучший способ достижения нормальных отношений со старшим миссии и максимального продления срока заветной валютной командировки — это не слишком усердствовать в своем главном и обязательном деле — информировании вышестоящего политического начальства о грехах главы коллектива. Поэтому-то на стендах в фойе можно было по-прежнему видеть пожелтевшие от времени, влажности и табачного дыма статьи о выполнении Продовольственной программы и рукописную критику рейгановских «звездных войн». Поэтому-то в Уамбо и царила, прямо скажем, редкая для Советской Армии межвидовая гармония командира и комиссара. Поэтому-то для юной красавицы Тани и было сделано исключение из правил, которые однозначно ограничивали район пребывания детей советников Луандой и парой других более или менее безопасных мест.
