— До чего же я рад, что застал тебя, — сказал он, дружески хлопнув Бьяга по спине. — Не представляю, что бы со мной стало, если б пришлось гулять на ночь глядя в полном одиночестве. Вероятно, меня поймал бы тот сумасшедший и бросил бы в Фодус. Как там его прозвали? Убийца Серебряное Яблоко.
— Ага, это Деодонат Змежаб его так прозвал, — отвечал Бьяг.
— А кто этот молодой человек? — поинтересовался вновь пришедший, словно ему только теперь пришло в голову, что грязный, потрепанный мальчик, который стоит возле Бьяга, возможно, его спутник. — Будь добр, познакомь нас.
— Пин, — сказал Бьяг, — позволь представить тебе моего большого друга мистера Алуфа Заболткинса.
— Очень приятно, — вежливо ответил Пин и поднес руку к шапке.
— О, какие утонченные манеры! — улыбнулся мистер Заболткинс, пристально оглядывая мальчика с головы до пят. — Полагаю, по эту сторону реки такому не научишься?
— Это благодаря маме, — ответил Пин. — Она тоже пришла с того берега. Она говорила, хорошие манеры не стоят ни гроша, но стоят многого.
— Что ж, мудрая женщина, — согласился Алуф, которому очень польстило, что Пин принял его за северянина. Кто бы знал, сколько часов он потратил, тренируясь растягивать гласные.
— Да. Была… — пробормотал Пин.
— Пин лишился ночлега, — сообщил Бьяг. — Вот я и подумал: может быть, миссис Сытвуд поможет?
— Что ж, — решительно сказал Алуф, — если кто и согласится протянуть тебе руку помощи, так это миссис Сытвуд. Я совершенно убежден, что во всяком случае ужином она тебя накормит.
При мысли о такой перспективе глаза у Пина загорелись.
— Но ничего большего обещать не могу, — предупредил Бьяг.
Алуф принялся старательно дышать на замерзшие руки, затянутые в перчатки, всем своим видом показывая, что пора уже трогаться в путь, — и они пошли, все трое.
— Скажите-ка, юноша, — светским тоном поинтересовался Алуф, — а как вы с Бьягом познакомились?
— Я споткнулся о картофелину мистера Гикори.
Алуф рассмеялся:
— Вам еще повезло, что она не попала вам в голову.
Лицо Пина приняло озадаченное выражение, и Алуф вопросительно взглянул на Бьяга:
— Ты что же, не рассказал ему?
— О чем? — заинтересовался Пин.
Но Алуф не дал Бьягу возможности объяснить.
— О чем, о чем, о его выдающихся способностях! Росточком-то Бьяг, может быть, и не вышел, зато он велик умом!
Бьяг улыбнулся и отвесил низкий поклон:
— Мистер Заболткинс, сэр, вы слишком великодушны.
— А какие у вас способности? — спросил Пин, по-прежнему не понимая, при чем тут картошка.
Бьяг весь надулся от важности и заговорил таким напыщенным тоном, будто перед ним стояла целая толпа слушателей:
— Я, Бьяг Гикори, уроженец далеких земель, поэт и певец, а также ученый…
— Да знаем мы, знаем, — перебил Алуф. — Расскажи лучше юноше, чем ты занимаешься на самом деле.
Казалось, Бьяг несколько упал духом оттого, что его перебили так грубо: не успел воспарить — опустили на бренную землю. Тем не менее просьбу друга уважил:
— Видишь ли, я и вправду поэт. Мечтатель. Беда в том, что урбсумидцы такие таланты не ценят. Так что пришлось мне придумать другое занятие. Хотя не такую убогую будущность мне пророчили высшие силы, когда я сидел на Кахир-Фаза.[3]
— На кахир… чем? — не понял Пин.
— Лучше не спрашивай, — нетерпеливо отмахнулся Алуф. — Расскажи ему, чем ты занимаешься.
— Я, — гордо изрек Бьяг, — метатель картофеля.
И опять Пин с трудом сдержал смех.
Бьяг бросил взгляд в обе стороны улицы и указал рукой куда-то вдаль:
— Видишь вон тот столб?
Пин прищурился. Да, действительно, вдалеке маячил фонарный столб.
Бьяг начертил линию на снегу и сделал три шага назад. Он достал из кармана картофелину и отер ее от присохшей земли. Затем он зажал в руке ее тупой конец — очень удобной формы, словно специально для этого предназначенный, — подбежал к линии и с громким выдохом метнул корнеплод вдаль. Пин удивленно смотрел, как картофелина прорезала морозный воздух и, описав длинную невысокую дугу, с треском ударилась о фонарный столб.
— Для поэта неплохо, а? — не без гордости сказал Бьяг, отряхивая руки.
— Я бы сказал, вы — мечтатель картофеля, — сострил Пин и ухмыльнулся.
Бьяг покачал головой и тихонько засмеялся.
На помощь ему пришел Алуф.
— Представьте, он использует только самый лучший картофель, — сказал он с едва заметной усмешкой. — Сорт «Красный гикори».
ГЛАВА 15
Бьяг Гикори
Неизвестно, действительно ли метатель картофеля предпочитал сорт «Красный гикори», но одно можно было сказать точно: в метании тяжелых предметов средних размеров на значительное расстояние Бьягу не было равных. Вы ведь понимаете, дело не только в дальности броска — не менее важна и точность попадания в цель.
У Бьяга было немало талантов. В ранней юности он покинул родную деревню, мечтая повидать мир, многому научиться и, как говорят, поймать удачу за хвост. Он не желал, чтобы физический недостаток — низкий рост — помешал ему в осуществлении задуманного, так что к двадцати четырем годам (возраст уже зрелый и даже почтенный) Бьяг достиг двух из трех поставленных целей. Он очень много путешествовал, повидал много разных земель и написал множество песен, долженствующих это засвидетельствовать. И не так уж не прав был Алуф, говоря, будто коротышка Бьяг велик умом. За время своих путешествий он получил столько знаний, сколько урбс-умидский обыватель и представить себе не может, — он даже забыть успел столько, сколько большинству людей и освоить-то не под силу. Но что касается третьего пункта, а именно удачи, все сразу пошло сикось-накось. Из всех жестоких законов жизни, которые Бьягу пришлось усвоить и намотать на ус, труднее всего ему было смириться с одной простой истиной: поэзия и пение богатства не принесут. Другое дело метание картошки — этим, по крайней мере, можно заработать на хлеб. У жителей Урбс-Умиды было скудное воображение, так что этот талант им пришелся по вкусу.
Две зимы минуло с тех пор, как Бьяг ступил в ворота Урбс-Умиды: одежда, прикрывавшая его тело, да обувь у него на ногах, да небольшая кожаная сумка на длинной лямке, перекинутой поперек груди, — таковы были его скудные пожитки. В сумке, помимо прочего, лежали и его рукописи — стихи и баллады, положенные на музыку, по большей части печальные и необыкновенно унылые, которые он очень любил декламировать или петь и за которые надеялся однажды в будущем получить заслуженное признание.
