Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Некоторые из нас получали по почте анонимные письма, в которых сообщалось, что вскоре настанет черед наших мужей.
«Думаю, вам лучше уехать из города».
Другие рассказывали, что на поле их мужьям угрожают озлобленные филиппинцы.
«Они окружали его с ножами в руках».
Хитоми, которая больше десяти лет работала экономкой в имении «Принц», среди бела дня взяли под прицел пистолета и напугали до полусмерти. Мицуко после ужина вышла из дома, чтобы собрать яйца из-под кур, и увидела, что в ее хлеву пылает пожар. Мы все знали, что это только начало.
Вскоре соседи стали коситься на нас. Маленькая девочка, живущая на ферме у дороги, больше не махала нам рукой из окна. Давние клиенты, которые годами приходили в наши магазины и рестораны, больше не появлялись. Хозяйка, у которой мы служили, миссис Тримбл, подошла к нам, когда мы мыли пол в кухне, и прошептала на ухо: «Ты ведь знала, что скоро начнется война, правда?» Женщины, покупавшие у нас фрукты, теперь обходили наши лотки стороной, потому что боялись, что фрукты отравлены мышьяком. Страховые компании ликвидировали наши страховки. Банки заморозили наши счета. Молочники перестали оставлять молоко у наших дверей. «Распоряжение руководства», — объяснил нам один унылый молочник. Дети, завидев нас, бежали прочь, как испуганные оленята. Пожилые леди, завидев наших мужей, замирали как вкопанные, прижимали к груди сумочки и вопили: «Японцы уже здесь!» И хотя наши мужья пытались нас успокоить…
«Они боятся».
…мы были не готовы к подобному повороту событий. Не готовы к тому, что нас начали считать врагами.
Разумеется, виной всему были статьи в газетах. В них утверждалось, что в тот самый момент, когда началась атака на остров, тысячи наших соплеменников приступили к действиям с точностью отлаженного часового механизма. В этих статьях утверждалось, что все дороги были забиты нашими обшарпанными грузовиками и ржавыми автомобилями. Утверждалось, что мы с полей подавали неприятелю сигналы с помощью сигнальных ракет. Утверждалось, что еще за неделю до атаки наши дети сообщали одноклассникам, что вскоре начнется «большая заваруха». И когда впоследствии учителя расспрашивали этих самых детей, они признавались, что их отцы отмечали известие о налете как великий праздник.
«Они даже кричали „Банзай!“».
Авторы статей не сомневались, что в случае, если атаке подвергнется материк, все японцы, чьи имена в списке, станут пособниками врага. Статьи сообщали, что все японские фермеры являются солдатами огромной тайной армии.
«Их овощные погреба давно превратились в склады оружия».
Сообщали, что все японские слуги — это замаскированные агенты вражеской разведки. Сообщали, что все японские садовники прячут в садовых домиках коротковолновые передатчики, по которым передают секретные сведения. Сообщали, что, когда придет время, японцы не станут сидеть сложа руки. Они будут взрывать дамбы. Поджигать нефтяные заводы. Бомбить мосты. Минировать дороги. Устраивать обвалы в тоннелях. Отравлять мирных жителей. А что может остановить японца, решившего привязать к поясу динамитные шашки и врезаться в толпу в каком-нибудь большом универмаге?
«Ничто».
Каждый вечер, в сумерках, мы разводили костры и сжигали свои вещи: старые банковские договора, дневники, семейные буддийские алтари, деревянные палочки для еды, бумажные фонари, фотографии, на которых были запечатлены наши неулыбчивые деревенские родственники в деревенских одеяниях.
«Я смотрела, как лицо моего брата превращается в пепел и разлетается по воздуху».
Мы разводили костры за домами, в яблоневых садах, в ложбинках между деревьями, и сжигали свои свадебные кимоно, белые и шелковые. В укромных переулках японских кварталов мы разводили огонь в металлических баках и сжигали церемониальных кукол, полив их бензином. Мы избавлялись от всех вещей, которые могли свидетельствовать о связях наших мужей с врагом. Избавлялись от писем наших сестер.
«Сын соседа, что живет с восточной стороны от нас, сбежал с женой мастера, делающего зонтики».
Избавлялись от писем наших отцов.
«Теперь поезда приводит в движение электричество, и, когда едешь в тоннеле, в лицо тебе не летит сажа».
Избавлялись от писем наших матерей, написанных в день, когда мы покинули родной дом.
«На влажной земле у реки еще видны твои следы».
Глядя в огонь, мы думали о том, что напрасно так упорно цеплялись за обрывки своего прошлого.
«Они ненавидят нас, потому что видят: мы не такие, как они».
Ночи становились все холоднее и длиннее, и каждый день мы узнавали, что забрали еще кого-то. Коммивояжера с юга. Инструктора по дзюдо. Торговца шелком. Клерка судовой компании, который возвращался в контору после обеда.
«Его взяли на пешеходном переходе, пока он ждал, когда на светофоре зажжется зеленый».
Фермера, который выращивал лук на одном из островов Дельты, обвинили в том, что он планировал взорвать дамбу.
«В сарае у него нашли ящик пороха, который он использовал для выкорчевки деревьев».
Был арестован сотрудник бюро путешествий. Преподаватель языковых курсов. Фермер, живущий на берегу моря. Его обвинили в том, что он фонарем подавал сигналы вражеским кораблям.
Муж Тиёми теперь спал в одежде, потому что каждую ночь ждал, что за ним придут. Будет стыдно, сказал он ей, если его уведут в пижаме. (Именно так поступили с мужем Эйко.) Муж Асако помешался на своих ботинках.
«Каждый вечер он начищает их до блеска и ставит в изножье кровати».
Муж Юрико, который всю жизнь изменял ей напропалую, теперь мог уснуть, только если она была рядом. «Того, что когда-то случилось, все равно не исправишь, — говорила она. — Да и не все ли равно? Если ты вышла замуж, это на всю жизнь». Муж Хацуми каждую ночь, перед тем как лечь в постель, читал короткую молитву Будде. Иногда он даже молился Иисусу, на тот случай, если окажется, что именно он является истинным богом. Муж Масуми страдал от ночных кошмаров. Ему снилось, что воцарилась вечная тьма, в которой исчезли все города. Что море поднимается, поглощая землю. Что небеса падают. Ему снилось, что он оказался один на необитаемом острове. Что его сослали в пустыню. Что он потерял бумажник и опоздал на поезд. Ему снилось, что он видит в толпе свою жену, зовет ее, но она не оборачивается.
«Этот человек принес мне только горе и печаль».
Затяжные дожди сбили с деревьев последние листья, а дни стали совсем холодными. Тени становились все длиннее. Наши младшие дети каждое утро уходили в школу, а когда возвращались, рассказывали новости. Одна девочка на перемене проглотила пенни и едва не умерла. Мистер Барнетт снова пытается отпустить усы. У миссис Трахтенберг сегодня было плохое настроение.
«Наверняка у нее месячные».
Вместе с мужьями и старшими сыновьями мы с утра до вечера работали в садах, подрезая сухие ветви, которые больше не будут плодоносить. Мы готовили пищу и убирали в домах хозяев, которым служили долгие годы. Мы делали то же, что и всегда, но ощущали себя иначе. «Малейший звук меня пугает, — признавалась Онацу. — Меня заставляет вздрагивать каждый стук в дверь. Каждый телефонный звонок. Собачий лай. Я постоянно прислушиваюсь, не раздаются ли за дверью шаги». Стоило ей увидеть из окна незнакомого человека или чужую машину, как сердце замирало, потому что она думала: настал черед ее мужа. Иногда она представляла, что самое худшее уже случилось, что муж арестован. Она признавалась, что испытывала в эти моменты облегчение, потому что на свете нет ничего томительнее ожидания.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
