Немного поболтав и попросив прикурить, Джульет потянулась, зевнула и принялась лгать:
— Господи, как я устала, — Откинула голову назад и тихонько чувственно всхлипнула. Как и ожидала Джульет, Олимпия немедленно спросила:
— Не спали прошлую ночь? — Балерина улыбнулась, полные губы обнажили ровный ряд белоснежных зубов. Она была хороша, но почему-то напомнила Джульет Эмейбл Эдвардс, второстепенную героиню «Современной любви», у которой был один пунктик: она намертво прилеплялась к «подруге» и не позволяла оставаться наедине с предметом обожания.
— Не выспалась, — сонно улыбнулась она и продолжала с намеком: — Поначалу нам было хорошо, но… Сами знаете, как бывает. — Если Джульет рассчитывала, что собеседница, в свою очередь, немедленно выложит полный отчет о своих недавних любовных похождениях, ей пришлось разочароваться.
— М-м-м… — промычала Олимпия, затянулась и выпустила дым двумя струйками из забитых ноздрей. Что за отвратительная привычка курить, подумала Джульет. Кто бы мог подумать, что она станет настолько популярной?
Воцарилась тишина, разумеется, насколько вообще могло быть тихо на Манхэттене. Джульет в отчаянии шепнула:
— Антон Мор, кажется, быстро набирает то, что упустил на прошлой неделе?
— Антон способен на все, — без тени намека ответила балерина. — Он потрясающий.
— Вы его, наверное, неплохо знаете, — предприняла очередную попытку Джульет.
Олимпия вдруг напустила на себя усталый вид.
— Его не так-то легко узнать. — Не похоже, чтобы она безумно ревновала или чувствовала себя брошенной. Но по каким признакам можно об этом судить?
— Я слышала, у Лили Бедиант была интрижка с ним, — не сдавалась Джульет.
— А у кого не было? — беспечным тоном ответила балерина, но ее глаза настороженно вспыхнули.
— Я оставалась в репетиционной, когда он упал, — быстро призналась Джульет. — Кошмар! Невозможно представить, я по крайней мере не могла, с какими опасностями приходится сталкиваться артистам балета. Но тогда мне все стало ясно.
— М-м-м… — снова протянула Олимпия, и, пока она таким образом высказывалась, Джульет следила, не появится ли на лице собеседницы признаков ликования или расстройства. Но та оставалась по-деловому собранной.
— Я поняла, что стало причиной его падения. — Джульет по-прежнему разглядывала балерину.
Олимпия пожала плечами, ее лицо ничего не выражало. И вдруг она повернулась к Джульет:
— Ему еще повезло. Три месяца назад вот так же упал Райдер — потянул спину и выбыл на три месяца. Он очень злился.
— Бедняга. Как ужасно для танцовщика лежать без движения!
— Ничего, он справился, — изогнула бровь Олимпия. — И даже время от времени поколачивал Электру.
У Джульет пересохло во рту, она различила в голосе балерины ехидные нотки. Она уже заметила привычку Олимпии подбрасывать во время разговора неожиданную, провокационную информацию. Было очевидно, что их отношения с сестрой напряжены до крайности.
К тому же Джульет была шокирована. Как бы плохо ни складывались ее отношения с Робом, до рукоприкладства никогда не доходило. Ни с Робом, ни с каким другим мужчиной.
— Муж ее бьет?
Олимпия снова пожала плечами:
— Они дерутся. Лупят друг друга. И поверьте, она дает ему поводы…
— Например? — Джульет на секунду забыла о своей роли осторожного следователя и тактичной собеседницы.
Балерина посмотрела на нее долгим взглядом, пухлые губы удивленно скривились.
— Не знаю, заметили вы или нет: моя талантливая сестра ведет себя капельку холодно. Капельку капризно. Я хочу сказать, с такими смертными, как Райдер или я.
По правде говоря, Джульет ничего подобного не заметила. Да, конечно, Электра вела себя и с ней не так приветливо, как ее партнер Харт. Но вполне вежливо. Однако теперь Джульет поняла, что скорее всего балерина держалась отстраненно благодаря ее особому статусу. Подруга хореографа. Гость, которому Макс Девижан и Грегори Флитвуд оказывали почтительное внимание. Джульет представила себе Электру и решила, что в сравнении с ее мужем, человеком такой подвижной, эмоционально прозрачной натуры, ее холодное высокомерие вполне могло раздражать.
Хотя это ничуть не оправдывало физического насилия.
— Похоже, ее проблемы вас не слишком заботят, — не удержалась Джульет.
Олимпия снова пожала плечами:
— Электра вполне самостоятельна. Я перестала пытаться играть роль старшей сестры. В конце концов, это она звезда. А у меня… — она замялась, но все-таки закончила: — У меня есть чувство юмора, — и отрывисто рассмеялась.
— Вы ведь достаточно близки с Райдером? — спросила Джульет.
— С Райдером? — Олимпия глубоко затянулась и надолго закашлялась. Джульет даже испугалась, что балерина, когда оправится, потеряет нить разговора. — Мы ладим, как все остальные, — наконец проговорила она. — У сукиного сына несносный характер. — Олимпия рассмеялась, но на сей раз в ее смехе послышалась затаенная злоба. — А я тоже стерва с несносным характером. — Она затушила сигарету о перила площадки и легкомысленно махнула рукой. — Желаю вам снова развлечься сегодня ночью.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Джульет подумала, не случилось ли во время перерыва с Антоном Мором чего-нибудь необычного.
Она еще постояла на пожарной площадке — не хотелось возвращаться в зал, где наверняка атмосфера еще сильнее накалилась. Но, переступив порог студии, обнаружила, что второй час репетиции идет полным ходом. В центре зала танцевал Мор, но на этот раз действительно танцевал. Он каким-то образом умудрился не только усвоить все новые па — он обрел убедительность. Он стал Пипом. Джульет с удивлением наблюдала, как танцовщик перевоплощался то в хилого мальчишку в первых сценах, то в угловатого, сексуально неуклюжего подростка в трио с Эстеллой и мисс Хэвишем. От его простуды не осталось и следа. Казалось, когда он ежился от страха или несся по залу, безуспешно пытался поймать летающие апельсины, прятался или жаждал внимания Эстеллы, движения с необыкновенной легкостью рождались сами собой. Рядом с ним холодная красота Кирстен Ахлсведе казалась испорченной, исковерканной наставлениями злобной патронессы. А мисс Хэвишем — Лили Бедиант, — до этого суровая, но эмоционально неубедительная, вдруг обрела ощутимую неумолимость злобы и боли минувших лет. Балет внезапно зажил собственной жизнью.
Это поразило не только Джульет. Вся труппа ощутила перемену, все вытаращили глаза. Для танцовщика нет другого такого зрителя, как его коллеги из балета. Если он спотыкается, они обязательно заметят, если движение ему удается, они восхищаются. В зале царило странное возбуждение. Даже Рут перестала делать записи. Девятнадцать хореографически поставленных минут первого акта завершались па-де-де Пипа и Эстеллы «Притяжение-отталкивание», так что весь кордебалет и другие солисты снова сидели без дела и только смотрели. Когда дуэт подошел к концу, зал разразился аплодисментами.
