ГЛАВА ПЯТАЯ
На следующий день, в понедельник, доктор Келлер позволил Антону Мору вернуться к работе. За несколько дней вынужденного отсутствия солист простудился и теперь влился в ряды таких же, как он сам, хлюпающих носом. А в остальном, если не считать лодыжки, которую все еще приходилось бинтовать, был как новенький.
Во вторник Рут попросила Патрика и Харта показать ему новые поддержки и прыжки, которые до полного выздоровления ноги Антон мог только смотреть. Прогон был назначен на среду на три часа.
— Будет полный провал, — шепнула Рут Джульет, когда та приехала утром в студию. Хореограф в это время собиралась начать репетицию. Был приглашен весь состав, и танцовщики собирались вокруг них. Рут потянула подругу в угол. — Вот увидишь. Антон едва помнит новые па. Мне не хватает трех переходов. Макс увидит, что за чушь получилась, и изменит решение по поводу гала-представления. Наймет другого хореографа. Потом… слушай, а что он сделает потом? Придумать бы что-нибудь еще, чтобы вообще крыша поехала…
Джульет взяла подругу за руку.
— Все будет хорошо. — И кивком поздоровалась с Тери Малоун, которая появилась на пороге, мимолетно дружески улыбнулась и пошла к остальным. — Ты создала новую прекрасную постановку. Вот что увидит Макс.
— Верно.
Джульет легонько подтолкнула ее к танцовщикам:
— Тогда иди и твори балет. — Сама она села в передней части зала, откуда могла потихоньку подбадривать подругу. А той явно требовалась помощь.
Первый час репетиции сразу не заладился. Не успела Рут хлопнуть в ладоши, чтобы привлечь внимание труппы, как к ней подошла Викторин Вэлланкур.
— Та поддержка, которую вы придумали для мисс Хэвишем… — начала она достаточно громко, чтобы слышала Джульет и вся глазеющая на них труппа. — Когда она поднимает и крутит над собой Эстеллу…
— Да, и что?
— Наши балерины не привыкли к подобной… акробатике. Боюсь, вам придется внести изменения.
Джульет насторожилась. Даже на ее непросвещенный слух слово «акробатика» звучало как оскорбление. Возможно, танцевальная наставница всего лишь хотела оградить от чрезмерных нагрузок свою протеже, но она не сомневалась, что Рут примет замечание в штыки.
Но хореограф, к своей чести, сдержалась.
— Нет никаких оснований сомневаться в том, что одна женщина способна поднять другую, — спокойно заявила она. — Этого требует сюжет, и этого требую я. Если движение трудно для… наших Эстелл, я попрошу Патрика их потренировать.
— И тем не менее, — не сдавалась Викторин, — вы должны внести изменения.
— Никаких изменений не будет, — отрезала Рут. — И вообще, поскольку па-де-де не включено в сегодняшний прогон, лучше отложим этот разговор.
Викторин милостиво кивнула, но при этом с бешенством пробормотала:
— Еще как будут. — Джульет заметила, что при этом она бросила заговорщический взгляд на Лили Бедиант, которая безучастно молчала, наблюдая за спором. И невольно почувствовала укол неприязни к балерине, которая разрешала пожилой защитнице сражаться за себя.
Рут подняла руки, приготовившись хлопнуть в ладоши, но на этот раз ее прервал пианист Луис Фортунато:
— Синьорина, такт шесть в па-де-де. — Он пересек зал с нотами в руке. — Иногда вы требуете: та-та-Та. А иногда: Та-та-Та. — Он взмахнул листами, нахмурился и поманил Рут к роялю. — Композитор написал та-та-Та, — объявил он, видя, что хореограф нехотя последовала за ним. — Но ваши па требуют та-Та, та-Та. Я не против, только хочу знать, что вы хотите. И танцовщики тоже.
Рут недовольно поморщилась: дорога была каждая минута — пока не явились приглашенные, надо было подготовить Антона. Однако она не решилась отмахнуться от проблемы пианиста (если, конечно, то, что он говорил, можно было считать проблемой). У инструмента к ним присоединился Патрик, и они битых десять минут разбирали эту и другие фразы, которые, как выразился Луис, хореограф трактовала неточно. Помечали па, считали такты, а вся труппа стояла без дела и наблюдала.
Когда же началась репетиция, дело пошло еще хуже. Антон, как и говорила Рут, только-только начал заучивать новые движения, танцевал неуверенно, шмыгал, сморкался и сопел. Постоянно делал ошибки и так промахнулся с поддержкой, что Кирстен просто переломилась пополам и с минуту не могла продолжать репетировать. Не раз хореограф просила вмешаться Харта и показать первому Пипу, как и что делать. И хотя Антон схватывал на лету, было очевидно, что даже он недоволен собой.
— Вчера ты говорил не так, — мрачно заметил он Харту, когда Рут в очередной раз велела помощнику продемонстрировать па.
Джульет заметила, что Рут и Патрик обменялись такими же скептическими взглядами, как в тот день, когда Антон заявил, что причиной его падения стало нечто постороннее. Насколько знала Джульет, Рут никому не рассказала о тальке, даже своему помощнику.
— Видимо, сегодня получилось яснее. Извини, — спокойно отозвался Хейден.
Джульет оценила дипломатичность ответа. Антон выслушал пояснение так же мрачно, но вскоре усвоил последовательность движений.
Рут начала акт сначала, и на этот раз Антон танцевал если не с душой, то по крайней мере правильно.
— Десятиминутный перерыв, — наконец объявила хореограф, расстроенно посмотрев на часы. Повернулась к Джульет, но смогла лишь обменяться с подругой безнадежными взглядами — в дверь, стуча каблуками, с ворохом бумаг ворвалась Гретчен Мэннинг и тут же набросилась на Рут. А Джульет даже испытала облегчение и отправилась к пожарному выходу провести перерыв в обществе Олимпии Андреадес.
К добру или нет, как и два дня назад, у нее оказалось нечто общее с членами труппы — жуткая простуда. И хотя Джульет ненавидела простужаться, нынешняя болячка уже дважды сослужила ей добрую службу. Во-первых, Джульет наградила такой же простудой одного из героев своей книги, Фицроя Кавендиша, что усилило комический эффект всей любовной сцены в Бате. Во-вторых, появился общий со всем балетным коллективом повод посетовать и поплакаться. Джульет не умела изобразить пируэт или прыжок, зато теперь она могла не хуже остальных шмыгать носом. И наконец, положительная сторона любой простуды — ей не требовалось курить: носоглотка в изобилии увлажнялась самой природой. Но ради слухов она вышла на пожарную площадку.
Первые две минуты она провела с подругой по несчастью Олимпией, делясь бумажными салфетками и от души сморкаясь. Какое-то время они находились на площадке вдвоем. Погода круто переменилась: стало душно, видимый из их колодца между зданиями кусочек неба сделался до странности серовато-желтым. С Колумбус-авеню, где в этот день снимали кино, доносились сигналы грузовиков. Памятуя, что Олимпия была среди любовниц Антона и в день его несчастного падения тоже болталась рядом с ящиком с канифолью, Джульет решила выспросить балерину о ее бывшем. Не забыла она и брошенную Олимпией фразу, что, мол, Мор — такой же мужской, как и дамский угодник. Это предполагало, что Олимпия в курсе: у нее есть соперники (если, конечно, она считала их соперниками). Джульет решила попытаться разузнать их список.
