«Может, мне самому рассказать обо всем твоемуотцу? Или сначала дядюшке Лоуренсу? На меня он страшно разозлится… ну,наверное, минут на пять. Но тебя, своего обожаемого племянника, он будетпрезирать до самой смерти. Потому что я расскажу ему все, понимаешь – все;я даже назову ту сумму, которую ты вымогаешь. Сколько? Пятьсот фунтов?Только представь, из-за этих денег ты прослывешь мерзавцем».
Генри было и стыдно и обидно. Он был жестокопосрамлен.
Эллиот мог торжествовать. Но пережитоеунижение не пошло Генри впрок: в двадцать два года этот гаденыш с лицом ангелаявился к нему в парижский отель, и Эллиот не устоял – как какой-то мальчишка избедняков.
А потом начались мелкие кражи. Через час послеухода Генри из отеля Эллиот обнаружил пропажу портсигара и набитого наличнымибумажника. Пропал также выходной костюм, исчезли дорогие запонки. Остальныхпропаж он уже не помнил.
Тогда он не унизился до расследования. Онпросто погоревал. Но сейчас ему ужасно захотелось разоблачить Генри, подойти кнему тихонько и поинтересоваться, каким же образом попало к нему в карманожерелье. Может, Генри собирается присоединить его к золотому портсигару, кбумажнику с инкрустациями и к бриллиантовым запонкам? Или отнесет знакомомуростовщику?
Как все это печально! Генри был одаренным юношей,но все пошло прахом, несмотря на образование, хорошую наследственность ибесчисленные возможности. Еще мальчишкой он пристрастился к игре;к двадцати пяти годам любовь к выпивке перешла в болезнь; и теперь, втридцать два, его окружала какая-то зловещая аура, которая сделала еговнешность еще более привлекательной и тем не менее отталкивающей. Кто страдалот этого? Конечно же Рэндольф, который вопреки очевидному был уверен, что вовсех несчастьях Генри виноват он, его отец.
«Пусть катятся ко всем чертям», – подумалЭллиот. Может быть, он искал в Генри отблески того блаженства, котороеиспытывал с Лоуренсом? Может, он сам во всем виноват, видя в племяннике дядю?Нет, с его стороны все было честно. Ведь, в конце концов, Генри Стратфорд сампреследовал его. Ладно, к черту Генри.
Эллиот пришел сюда ради мумии. Толпа ужерассеялась. Он взял с подноса новый бокал вина, поднялся, стараясь не обращатьвнимания на острую боль в бедре, и медленно направился к мрачной фигуре всаркофаге.
Он вновь всмотрелся в ее лицо, задержав взглядна суровом изгибе губ и волевом подбородке. Да, мужчина в самом расцвете сил.Под ветхими бинтами виднелись волосы, прижатые к ладно скроенному черепу.
Эллиот приветственно поднял свой бокал.
– Рамзес, – придвинувшись ближе,прошептал он, а потом перешел на латынь: – Добро пожаловать в Лондон! Тызнаешь, где находится Лондон? – Эллиот тихо засмеялся сам над собой: надоже, он говорит на латыни с этим неодушевленным предметом! Он процитировалнесколько фраз из записок Цезаря о завоевании Британии. – Вот где тысейчас, великий царь. – Эллиот сделал робкую попытку вспомнить что-нибудьиз греческого, но это оказалось ему не по силам, и он вернулся к латыни. –Надеюсь, этот мерзкий город понравится тебе больше, чем мне.
Неожиданно раздался какой-то слабый шорох.
Откуда это? Поразительно, но он отчетливослышался среди гула разговоров и шумной суматохи, парящей в зале. Похоже, звукисходил из саркофага.
Эллиот снова вгляделся в лицо мумии. Потомпосмотрел на плечи и руки: казалось, они распирают ветхие пелены и те готовывот-вот прорваться. И точно, в темных грязных тряпках появилась заметнаятрещина, сквозь которую проглядывали нижние покровы – в том месте, гдескрещивались запястья. Плохо. Мумия разрушается прямо на глазах. Или за работупринялись паразиты? Это надо немедленно прекратить.
Эллиот опустил глаза к ногам мумии. Тоженепорядок.
На полу появился крошечный холмик пыли, и,пока Эллиот смотрел, пыль продолжала сыпаться с запястья правой руки, накоторой треснули пелены.
– Господи! Джулия должна немедленноперевезти ее в музей, – прошептал Эллиот. И снова услышал звук. Шорох?Нет, слабее шороха. Да, о мумии надо как следует позаботиться. Это ей навредилпроклятый лондонский туман. Самир наверняка знает, что надо делать. И Хэнкок.
Эллиот снова заговорил с мумией на латыни:
– Я тоже не люблю туман, великий царь. Онпричиняет мне боль. Поэтому сейчас я пойду домой, оставив тебя с твоимипоклонниками.
Он развернулся, тяжело налегая на трость,чтобы облегчить боль в бедре. Один раз он оглянулся. Мумия выглядела очень ужкрепкой. Словно египетская жара не до конца иссушила ее.
Дейзи не отрывала глаз от крошечного ожерелья,пока Генри застегивал замочек у нее на шее. Ее артистическая уборная былабитком набита цветами, бутылками красного вина, шампанским в ведерках со льдоми другими подношениями, но ни один из ее поклонников не был так красив, какГенри Стратфорд.
– Очень милая вещица, – сказалаДейзи, склонив голову набок. Тоненькая золотая цепочка, маленький кулончик, накотором вроде бы что-то нарисовано. – Откуда это у тебя?
– Она стоит гораздо больше, чем весь твоймусор, – улыбаясь, сказал Генри. Говорил он невнятно – опять пьян. А этозначит, что он будет или зол, или невероятно нежен. – Ладно, цыпочка,собирайся, пойдем к Флинту. Я чувствую, что мне должно здорово повезти, и стофунтов уже почти прожгли дыру в моем кармане. Пошли скорее.
– А что, твоя сумасбродная сестрица так исидит в своем доме одна с этой дьявольской мумией?
– Кого это, к черту, волнует? –Генри достал из шкафа накидку из меха белой лисицы, которую когда-то купил дляДейзи, и накинул ей на плечи. Потом потянул подругу к выходу.
Когда они пришли к Флинту, народу там быловидимо-невидимо. Дейзи ненавидела табачный дым, ненавидела кислый запахперегара, но ей всегда нравилось бывать здесь с Генри, когда у того водилисьденьги и когда он был в таком возбужденном состоянии. Подойдя к столу срулеткой, Генри нежно поцеловал Дейзи в щеку.
– Правила ты знаешь. Стой слева от меня,только слева. Обычно это приносит удачу.
Она кивнула. Осмотрела одетых с иголочкиджентльменов, увешанных драгоценностями дам. А у нее на шее эта нелепаявисюлька… У Дейзи испортилось настроение.
Джулия подскочила на месте. Что это за звук?Она чувствовала себя очень неуютно здесь, в мрачной библиотеке, в полномодиночестве.
Больше тут никого не было, но Джулия моглапоклясться, что услышала чье-то присутствие. Не шаги, нет. Просто какие-то елеразличимые звуки, выдающие присутствие другого человека.
