от первоначальной цены.
- И каков результат?
- Я начал торговаться с семи, как и было велено. Они сбили до пяти, но взамен особо обговорили выходные дни. Дескать народу в воскресенье много, торговля идет бойко, без уплаты за место никак нельзя. Я опустился до четырех, но их и это не устроило. Ты же знаешь Кичу – он свой барыш никогда не упустит.
- И каков конечный результат? - перебил атаман.
- Ну это…, - Михась замялся, пытаясь собраться с мыслями. Губы зашлепали по воздуху, словно у карася, выкинутого на берег.
- И? – продолжил давить Малага.
- Атаман, я уже базарил за их позицию.
- Базарить будешь на рынке, а перед командиром доклад держать. Где результат, Мишаня? Я тебя зачем туда посылал, а? Чтобы ты пьяный за шлюхами бегал и в грязи валялся распоследней свиньей? Что за херня творится, Миша?! Или забыл, как фуфел тебе чистил? Видать не пошла впрок наука, раз за прежнее взялся.
- Атаман, там этой водки было пару бутылок.
- А тебе, Мишенька большего и не надо, чтобы перед уважаемыми людьми лицом в грязь упасть. Причем натуральным образом.
- Все было на мази, атаман! Богом клянусь… Этот гаденыш все испортил, если бы не он…, - в горле говорившего забулькало от злости. Он зашарил по комнате выпученными глазами, пытаясь отыскать главного виновника всех бед. А я вот он - стою прямо по центру. Рад-радёшенек убежать, да только куда? Во двор, где караулит цепной пес?
- Ты на пацаненка напраслину не возводи. В том его вины нет, что ты стаканами водку глушил и по улице в одних трусах бегал. А раз так, то и ответ держать не ему. Коллектив за тебя поручился, доверил высокую должность, а ты на коллектив хер положил? Так получается?
- Атаман, я…
- Подвел ты меня, Мишаня… ох как подвел. Не справился с ролью ближника, потому возвращайся-ка откуда пришел. Будешь местную гопоту по подворотням гонять, оброк с торговых лавок собирать и за порядком следить. Уж на это занятие твоих мозгов хватит? Не всё чай пропил?
- Я порешу вопрос, атаман. Дай только сроку, всё будет… Я из кожи вылезу, но результата добьюсь - богом клянусь! - затараторил казак.
- Ты Мишенька, Всевышнего не приплетай. Он к случившемуся никаким боком не причастен.
- Да я клянусь, атаман! Чем хочешь, клянусь… Этот крысеныш - шпингалет уличный, если бы не он…, - зарычал Михась.
От представившегося зрелища стало не по себе. Уж больно страшен был казак, на манер хищника оскаливший зубы. Я попытался отступить, но уперся в стоящего позади Федора.
- Иди-ка ты прогуляйся, Миша. Охолонись на свежем воздухе, - вступил в разговор еще один из сидевших за столом – здоровенный дядька с круглой словно яйцо головой. Он до поры до времени отмалчивался, предпочитая крутить в пальцах незажжённую сигарету. Постукивал ею по краю стола, то и дело подносил к испещренному прожилками носу.
Михась оглядел присутствующих в поисках поддержки. Не забыл и про Федю, стоящего за моей спиной. Ответом было молчание.
- Ладно, - произнес он наконец. Отбросил ложку, и та с жалобным звяканьем покатилась по столу.
- Ладно, - повторил он снова. Опершись о край стола, тяжело поднялся. Бросил на меня многообещающий взгляд, и зашагал к выходу. Не забыл про лежащую на полу куртку - пнул с яростью, словно мешающегося под ногами пса и только после этого вышел наружу.
Присутствующие как ни в чем не бывало, взялись за еду. Комнату наполнил перестук ложек, да звуки смачного прихлёбывания.
Первым обо мне вспомнил острый на язык казак. Тот самый Тимофей, что хрустел огурчиками и поддразнивал Михася. Обернувшись, он уставился на меня удивленным взглядом.
- А ты чего на пороге застыл? Щи сами себя не нальют.
Я сделал первый шаг и остановился. От осознания того, что передо мною сидит сам Малага с ближниками, становилось боязненно.
- Робкий он какой-то, - заметил яйцеголовый казак.
- Будет тебе, Дыня. Или беспризорников никогда не встречал? У них на всех один взгляд, будто у загнанных в угол волчат.
- Да видел я… видел, - согласно вздохнул Дыня, - только этот совсем уж затравленный.
Стоящий рядом Федя подтолкнул меня, мол иди давай, коли зовут. И я, набравшись смелости шагнул, прямиком к исходящей паром тарелке.
За столом о делах не говорили. Если и открывались рты, то для поднесенной ложки или упоминания вещей будничных, вроде погоды на дворе.
Так я узнал, что у яйцеголового казака по прозвищу Дыня ожеребилась лошадь, и он теперь ломал голову, когда поставить любимицу под седло. По всему выходило, что на четвертую неделю.
А у острого на язык Тимофея приключилась очередная любовь, о чем он со смехом и поведал, не забыв живописать филейные прелести барышни.
Сидевший подле атамана Василий, все больше отмалчивался, лишь изредка вставляя слова. Оживился он лишь однажды, когда речь зашла о Кабульском теракте. На прошлой неделе террорист-смертник подорвался на рынке, забрав жизни двух десятков людей. Среди них был и спецпредставитель князя Шаховского, известного своими ближневосточными связями.
Дыня и Тимофей сошлись на том, что произошедшее носило случайный характер. Оказался дипломат не в то время, не в том месте, вот и поплатился. Василий же напротив
