и Троепольский, подцепивший со стола свой недопитый бокал с коньяком. Все прочие отправились по своим комнатам, отдыхать или, в случае с шаманом, советоваться с духами.
— Пойдем на улицу, — предложила Веронике Эка. — Я тебя с собаками познакомлю. Они у нас знаешь какие! Признают только Василия, хозяев и тех, кого мы им представим, — прищурилась. — Не боишься?
— На улице дождь, — попыталась увильнуть от знакомства с псами Вероника.
— А я тебе зонт, дождевик и резиновые сапоги дам.
Поскольку отвертеться явно не получалось, Вероника согласилась на резиновые сапоги и пошла знакомиться с Бураном и Тафгаем. Хотя должна была запереться в своей комнате и звонить куратору из ФСБ, а не заниматься всяческими пустяками.
Но, вернувшись с прогулки, Вероника почему-то позвонила не Красильникову, как собиралась, а Котову. Игнат всегда был на ее стороне по максимуму! Поддерживал и понимал, как будто сам испытывал такие же муки совести, таская драгоценности и деньги из чужих домов. Морализирующий вор. Подумать только. Робин Гуд.
— …Ну не хочу я подкладывать этот гадкий камень к кабинету Эдуарда Кузьмича! — скулила Вероника в телефон. — Ты понимаешь, не хочу! Они такие славные люди…
Вор терпеливо выслушивал стенания кулинара. Не перебивал, не успокаивал и не напоминал об интересах государства. В итоге подобрал слова и мотивацию для кулинара, надорвавшего себе всю совестливую душу:
— Ник, это надо сделать. Если Тополев нацелился на Кощина, то уже не отцепится. Откажешься ты — он отправит других. Напомнить, как Клара поступила с Чудовым?
— Не надо. — Вероника печально шмыгнула носом.
— Ты минимизируешь потери, подумай над этим, хорошо?
— Ладно. А ты позвонишь за меня Красильникову, скажешь, что у меня все в порядке?
— Ну уж нет! — весело возмутился Котов. — Звони сама, голубушка. Он ждет.
Вероника попрощалась с Игнатом и, набирая вызов Кирилла Андреевича, мысленно фыркнула: «Как же, ждет он! Небось все мои телефоны прослушивает».
Настоящий ураган, как и положено любому кошмару, ударил в полночь. Вероника проснулась от вселенского грохота: над ее головой под порывами ветра стонала крыша, и слышимость была такая, словно жилые помещения и боровшуюся с ураганом черепицу не разделял чердак. Казалось, крышу вот-вот сорвет, старинный дом вместе с подвалом вырвет из земли и понесет в Волшебную страну. С промежуточной остановкой в Канзасе и двумя волкодавами вместо Тотошки и подвывающей Элли-ворожеей.
Вероника сидела на постели, обхватив руками подтянутые к груди ноги, и смотрела на незашторенное окно, за которым носились тени — призрачные ведьмы в ступах. После очередной вспышки молнии и оглушительного грохота парковые фонари погасли, и ведьмы перестали мерещиться.
Вероника легла, замоталась в одеяло и постаралась не сосредотачиваться на апокалипсических звуках. Уснуть бы заново! Подсчет прыгающих через забор парнокопытных ей никогда не помогал, Ника сосредоточилась на дыхании, представила, как постепенно ее тело тяжелеет…
Из полудремы ее выбросила резко установившаяся тишина. Вселенский тарарам прекратился, за окном, если прислушаться, шелестел обычный мирный дождик. Но темнота — осталась. Задержалась в парке, прибитая к земле колкими дождевыми струями.
Ника ворочалась в постели. На этот раз вместе с ней проснулся не первобытный страх, а вполне цивилизованная совесть. Муки из разряда «никто, кроме нас», «надо, родная, надо» свербели в голове и щекотали пятки. Вероника выругалась, выпуталась из одеяла и, накинув на пижаму халат, пошла к двери на балкон. Лукавый камушек уже лежал в кармане.
Но от балкона она развернулась к двери в комнату. Прошла, тихонько ее приоткрыла и высунулась в коридор. По правде говоря, Вероника ничуть не удивилась бы, увидев еще кого-то из разбуженных вселенской бурей, но в коридоре было тихо и темно, хоть глаз коли. Подсвечники-бра не горели, и это никого не волновало.
Ника вернулась к стеклянной балконной двери, пожелала себе удачи и вышла на балкон, усыпанный заброшенной сюда листвой. И ветками, одна из которых сразу же вцепилась в правую пижамную штанину.
Девушка дернула ногой, едва не потеряла тапок и, мечтая о резиновых сапогах, осторожно двинулась ко второму по курсу окну. Выудив из кармана камушек, она уже протянула руку к подоконнику, как вдруг увидела, что в кабинете вспыхнул огонек живого света, — там кто-то чиркнул зажигалкой или спичкой.
Вероника суматошно присела, собралась гусиным шагом промаршировать обратно… Но неожиданно услышала раскатистое «стой!».
И замерла. В неудобной скрюченной позе, с камушком, стиснутым влажной ладошкой.
Озираясь и прислушиваясь, неопытная диверсантка придумывала оправдания: дескать, проснулась от грозы и вышла на балкон, полюбоваться представлением… Мол, с детства обожает непогоду и вымокшие тапки.
Но на балконе так никто и не появился. Вероника осторожно выпрямилась, постояла в простенке между окнами. Заметила, что в кабинете становится светлее, — кто-то зажигает там настоящий подсвечник, — свет был желтоватым, пляшущим. Поборов желание немедленно смыться, Ника осторожно глянула через окно в комнату…
Не сразу поняла, что там происходит. Две мужские фигуры, подсвеченные пламенем пяти свечей, стояли над каким-то длинным свертком. Кажется, скрученным ковром… из которого… Матерь Божья, торчат чьи-то ступни! Вероника снова прижалась к простенку, задержала бурное дыхание, словно из комнаты ее могли услышать!
По хрупкому прозрачному навесу барабанил дождь, непонятно, сколько времени Ника, почти не дыша, таращилась на темный парк, на чуть светящуюся серо-стальную выпуклость над клумбой и не могла себя заставить отлипнуть от стены. Тапки совершенно пропитались ледяной водой, пальцы рук судорожно распластались по холодной стеновой известке.
Вероника не могла себя заставить сделать хотя бы один шаг. Приставной, неловкий, в обратную сторону… А лучше опуститься на карачки и возвращаться ползком! Вдруг в соседней комнате тоже кто-то есть!
Неяркий свет, проникающий из окна кабинета, заплясал на стекле и начал менять интенсивность. Вероника дождалась, пока он совсем исчезнет, — скорее всего, в коридоре, — могучим рывком отлепила себя от стены и рванулась к своей балконной двери со скоростью катапультировавшегося вместе с креслом летчика!
Пролетела десять метров. Трясущимися пальцами, едва не выронив контейнер-камень, закрыла балконную дверь, задернула шторы и юркнула под одеяло. Трясясь от холода и страха, прислушивалась и ждала, что кто-то сейчас к ней войдет, проверит, спит ли гостья, убедится, что это не она под окнами шныряла…
Матерь Божья, спаси и сохрани!!
Если бы Вероника не прислушивалась так истово, то ни за что не различила бы за шумом дождя едва слышный звук заработавшего лифта.
Рулон с ковром спускают вниз? Мертвеца, точнее.
Не слышать, не слышать, не слышать! Вероника крепко зажмурилась и сквозь стиснутые зубы тихо-тихо заскулила: «Ну почему это со мной происходит, а?! Опять. Ну чем я провинилась?! За что меня наказывают?!» Тихонько подвывая, бормоча,
