забыто, все осталось там, у нее, за воротами… Это и причина, что женщина не может сравняться с ними в супружеских правах, и потому никогда не может быть для нее торжества эмансипации плоти.
Видите ли, мужчина, и «пошалив», остается тем же отцом семейства, тем же супругом, той же доброй рабочей лошадью; ну да, словом, он… не принесет домой ребенка, ибо не родит… очень просто».
Когда я, простившись с моей донной Кларой, направился было домой и вылезал из слухового окна на чердаке, на меня напали три кота. Правда, я задал им трепку, у каждого из них осталось по знаку на роже: у одного прокусил насквозь верхнюю губу и на животе так ему расчистил, как будто там рожь молотили; но зато и они, подлецы, меня порядком пощипали. Явлюсь к своей хозяйке. Думаю: с какими-то глазами я покажусь ей?..
– А-а! Рыжий потаскун! Говори: где шатался?.. – Такими приветствиями огорошила меня наша кухарка, когда я вошел в кухню. – Чего таращишь лупы-то? Думаешь, я говядины дам?
Я завертел хвостом и хотел улыбнуться.
– Как же!.. – продолжала она. – А не хочешь ли шиш?.. Покажи-ка рожу-то… Матушки! Да он весь в крови… – чуть не вскрикнула она, и тут же рассмеялась. – Кто это тебе уши-то обкусал? Поделом, не водись с котами, не шляйся по ночам!..
«Жены нет», – проговорил я про себя и заглянул под печку…
– Бессовестный!.. – послышался оттуда слабый голос моей благоверной. – Знает, в каком находится жена положении, и пропадает по целым дням из дому… (Я уже упомянул, что жена моя ходила напоследях.)
– Что ж я могу помочь тебе в твоем положении?.. – отбояривался я.
– Сделает ли это хоть один порядочный муж? – продолжала она упрекать.
– Старая история!.. – отговаривался я. – Выдумай что-нибудь дельное.
– Где шатался? В каких странах был? Наблюдал, небось, как крыши красят, подряд, скажешь, снял?..
Я начал оправдываться и чуть было не дернул, что, мол, в преферанс проиграл с приятелями, – любимая отговорка некоторых мужей, – чуть, говорю, было не дернул этой уловки, но, к счастью, остановился…
Было мне тоже труда выдумывать правдоподобную причину, что у меня нет половины ушей!.. Уж я и то, и другое сочинял – нет, не годится!.. Если б я пил водку, то мог бы отвертеться хоть тем, положим, что был немного во хмелю, крысы объели (тоже, нечего сказать, красивое оправдание для кота: крысы уши обкусали!). Но я, как вы сами знаете, принадлежу к обществу трезвости, и если б был человеком, то мог бы одним поведением составить себе карьеру, дослужиться чинов и крестов, и потом поехать в Москву и жениться на богатой невесте; а тут и этого оправдания нельзя было сделать…
Напоследок решил. Скажу, думаю, что молнией опалило… Так и сделал.
– Ты эдак, – возразила моя супруга, – бедный, когда-нибудь весь сгоришь из-за своих кощенок.
– Не веришь, – говорю, – так возьми сегодняшнюю «Полицейскую газету»… (Я знал, что жена моя не умеет читать, хоть и скрывает это от меня, и налег на это обстоятельство.) Возьми, – говорю, – полицейскую ведомость, – там напечатано в подробности, как при этом загорелся сенник, но успешными действиями вскоре прибывших к месту происшествия пожарных команд пожар тотчас же был потушен; сгорели только смежный с сенником каменный дом, а соседний деревянный разобран до основания; и там же прибавлено, что из дознания усмотрено, что причина пожара произошла от молнии; только не упомянуто, что от громовой стрелы… Прочти, – говорю, – я принесу газету. Хочешь?..
– На что мне твоя газета… – увертывалась моя дражайшая половина.
– Нет, ты прочти, тогда по крайней мере поверишь. Принесть?..
– Стану я читать всякий вздор, какой там и пишут и печатают.
– Ба! Да вот, кстати, и нумер этот… – продолжал я врать… и зашелестел ногами по валявшемуся на полу листу. – Ступай сюда, к свету.
– На что я пойду? Я не могу пошевелиться…
– А, ну так не говори!..
Тем дело тогда у нас и кончилось!..
Того же дня, к вечеру, супруга моя благополучно разрешилась семью ребятами… У вас, читатель, верно, не бывает такого плодородия, а у нас, так сразу сделаешься отцом семейства… Весело!..
Число семь, однако ж, заставило меня немного задуматься. Я хоть и не верю никаким женским причудам, но в понедельник, например, ничего не стану предпринимать, даже не выйду из дверей. Раз не послушался я внутреннего своего голоса, вышел в этот день. Что ж? В помойную яму угодил, обвалялся и вылез черт-чертом оттуда… Точно так же и цифра семь в настоящем случае очень меня обеспокоила.
– На следующий год буду как Абдул-Меджид, – сказал я машинально.
– Какой Абдул-Меджид? – спросила она.
– Турецкий император! У того триста человек детей…
– Охота тебе язык чесать… Люди добрые радуются, когда Бог дает им детей…
– Э!.. Да ты обсчиталась… – сказал я, заметив вылезающего из-под нее восьмого ребенка. – Поищи-ка хорошенько… Может, еще у тебя там есть.
– Перестань зубоскальничать, мне не до смеху!.. – простонала она, закрыв глаза и сдержав вздох.
– М… черный!.. – проговорил я сквозь зубы, а у самого так и закипело внутри. Опять, думаю, тут дело ее черного, чертообразного кузена…
– Что ж такое? – прервала моя сожительница. – Бабушка моя была черная…
– Врешь! Твоя бабушка была пегая… Ты сама мне говорила. Что ты отвертываешься…
– С отцовской стороны… Ох!.. Какие обидные подозрения. Ох! Как под ложечкою вдруг закололо…
– Врешь!.. У отца твоего вовсе не было бабушки!.. – хватил я, совершенно вышедши из себя.
– Ты бы дал мне воды, да сам бы вышел… Что ты говоришь?.. Не было у отца моего бабушки!..
– Была… – оправился я, – да не черная!..
– Дай, ради самого неба, воды… во рту хоть принеси… Дух не могу перевести… Какую чепуху несешь… Не его ребенок… оттого что черный!..
– Я этого так не оставлю! – зашипел я. – Колотить я тебя не стану, я человек нового порядка… Я найду другое средство…
– Делай, что знаешь… Может, я и сама умру…
– Ну, да эти штуки-то нам известны… Не разжалобишь, не на такого наскочила! Что за дьявольщина за такая, бабы совсем перебесились. Модой сделалось изменять мужьям! Одна перед другой щеголяет! Разве в этом состоит ваша эмансипация, черт бы вас подрал!
– Пощади, пожалуйста!.. Как извозчик выражаешься!
– Я пощажу вас, мадам, вы угадали. Я не буду делать вам никаких насилий. Мы, слава тебе Господи, пока еще коты, не люди! У тех ежели жена – сатана, то нет средств избавиться от такого блага! Одна только могила или нож в бок. Вот еще славно! Сами на себя накладывают кандалы. У нас другие законы. Разводная, матушка, и баста! Долой с глаз! Делай там,
