невозможно — прыгайте в него к нему как в воду, вдвоем глупое положение делится пополам: по половинке на каждого — или же, на худой конец — не видьте его.
Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают — раз так охотно на них ссылаются. (NB! Ряд примеров, к<отор>ые сейчас опускаю). 2) у всех есть второе имя: никто, и совсем нет лица: бельмо. Если вам скажут: так никто не делает (не одевается, не думает и т. д.), отвечайте: — А я — кто.
В более же важных случаях — поступках —
— Et s’il n’en reste qu'un — je serai celui-là{74} [193].
Не говорите «немодно», но всегда говорите: неблагородно. И в рифму — и лучше (звучит и получается).
Не слишком сердитесь на своих родителей, — помните, что они были вами, и вы будете ими.
Кроме того, для вас они — родители, для себя — я. Не исчерпывайте их — их родительством.
Не осуждайте своих родителей на́ смерть раньше (ваших) сорока́ лет. А тогда — рука не подымется!
_____
Увидя на дороге камень убирайте, представьте себе, что это вы бежите и расшибаете нос, и из сочувствия (себе в другом) — убирайте.
_____
Не стесняйтесь уступить старшему место в трамвае.
Стесняйтесь — не уступить.
_____
Не отличайте себя от других — в материальном. Другие — это тоже вы, тот же вы (Все одинаково хотят есть, спать, сесть — и т. д.).
_____
— Не торжествуйте победы над врагом. Достаточно — сознания. После победы стойте с опущенными глазами, или с поднятыми — и протянутой рукой.
_____
— Не отзывайтесь при других иронически о своем любимом животном (чем бы ни было — любимом). Другие уйдут — свой останется.
_____
Книгу листайте с верхнего угла страницы. — Почему? — П<отому> ч<то> читают не снизу вверх, а сверху вниз.
Кроме того — это у меня в руке.
_____
Наклоняйте суповую тарелку к себе, а не к другому: суп едят к себе, а не от себя 2) чтобы, в случае беды, пролить суп не на скатерть и не на vis-a-vis{75}, а себе на колени.
_____
Когда вам будут говорить: — Это романтизм — вы спросите: — Что такое романтизм? — и увидите, что никто не знает, что люди берут в рот (и даже дерутся им! и даже плюют им! запускают <пропуск одного слова> вам в лоб!) слово, смысла к<оторо>го они не знают.
Когда же окончательно убедитесь, что не знают, сами отвечайте бессмертным словом Жуковского[194]:
Романтизм — это душа.
_____
Когда вас будут укорять в отсутствии «реализма», отвечайте вопросом:
— Почему башмаки — реализм, а душа — нет? Что более реально: башмаки, которые проносились, или душа, к<отор>ая не пронашивается. И кто мне в последнюю минуту (смерти) поможет: — башмак?
— Но подите-ка покажите душу!
— Но (говорю их языком) подите-ка покажите почки и печень. А они все-таки — есть, и никто своих почек глазами не видел.
Кроме того: что-то болит: не зуб, не голова, не живот, не — не — не —
— а — болит.
Это и есть — душа.
_____
Мозг слишком умный: он знает, что не́ от чего грустить.
_____
Чем люди пишут стихи и чем их понимают? (Довод в пользу души/)
_____
Журавль и синица.
Нет, ложь, ложь и глупость: что́ делать с синицей и вообще — с птицей в руках?
Есть вещи, к<отор>ые нехороши в руках, хороши — в воздухе.
Журавль, например.
_____
Не стесняйтесь в лавках говорить: — Это для меня дорого. Кого ты этим обкрадываешь?
Ведь не ты ничего не сто́ишь, она — слишком дорого сто́ит
(или)
Ведь не тебя нет: у тебя ничего нет.
(NB! По-мо́ему, должен стесняться — лавочник).
_____
Милое дитя! Если ты — девочка, тебе с моей науки не поздоровится. (Как не поздоровилось — мне).
Да если и мальчик — не поздоровится. Девочку, так поступающую, «никто» не будет любить. (Женщин любят — за слабости — и погрешности — и пороки). Мальчик — займет последнее место в жизни (и в очереди!).
Но есть места — над жизнью, и есть любовь — ангелов.
Впервые — Новый мир. 1969. № 4. С. 210–211 (публ. А.С. Эфрон по тексту рукописной тетради Цветаевой, с купюрами). СС-7. С. 646–647. Печ. по НСТ с исправлениями и восстановлением купюр. С. 546–548.
1938
1-38. А.А. Тесковой
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
3-го января 1938 г., понедельник
С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна, и с прошедшими праздниками, с которыми я Вас, увы, не поздравила, хотя непрерывно о Вас думала, особенно под нашей маленькой елочкой, верней сказать — над! На ней еще чешские настоящие елочные шишки — из вшенорских лесов: само-вызолоченные!
У нас началась зима, и печи (о, ирония!) совсем отказываются гореть (ужасная тяга и ничего не помогает!). Я в своей комнате, с начала осени сменила четыре печи (купила из них — только одну: худшую! Остальные — были, или — одолжены) и — plus ça change plus c’est la même chose{76}, т. е. дым, зола, чернота и холод. Горят (уголь) только пока подкладываешь щепки, значит — нужно весь день рубить и колоть, у меня все руки в язвах и ожогах, не говоря уже о цвете. Так и бьюсь с утра до вечера, и даже ночью.
Это — моя последняя зима в этом доме, в к<отор>ом мы живем без малого четыре года и который я, несмотря на всё, а верней — смотря на всё вокруг, мой каштан, Мурину бузину, неизвестно-чьи?? огороды — люблю и буду любить — пока жива буду. (Как всё, что когда-либо любила.) У меня сильнейшее чувство благодарности к «неодушевленным» предметам.
Жизнь идет тихо, Мур учится с учителем, учится средне, п<отому> ч<то> — скучно: одному, без товарищей, без перерыва игры, и учитель — скучный: честный, исполнительный, но из русских немцев и неописуемо-однообразный. Но это все-таки лучше, чем полная незанятость. А я не могу: из-за печей, и мелочей, и кухни, в к<отор>ой мороз и в к<отор>ой провожу полдня, а мне кажется, я всякого — всему — выучу, особенно — тому, что мне самой — трудно, п<отому> ч<то> я отлично понимаю, ка́к можно не-понимать. И потому что каждое дело — делаю со страстью.
— Какое скучное письмо! — Простите. Но если бы Вы вошли
