по осени ягодами.
После ареста отца Михаила храм Божий в селе том разрушили. Баграми иконы с иконостаса стаскивали и жгли вместе с книгами и архивами во дворе, тешась и веселясь.
– Ещё не утихла та бесовская свистопляска возле церкви поруганной, а батюшку уже сюда доставили, здесь и пытали его, сердешного, здесь и били-глумились, здесь и смертный приговор ему выписали. А потом в машину погрузили и через Литейный мост к «Крестам» на распятие повезли… И так десятки тысяч людей, со всех уголочков Ленинграда и огромной области этим страшным путём прошли.
И не важно, что люди-то всё хорошие были и неповинные ни в каких злодействах: учёные, писатели, учителя, врачи, труженики с заводов и фабрик, священники, монахи, клирики. Здесь в подвалах из них быстро преступников делали. Достал следователь из своего стола папку «Дело №…» – и всё! Теперь уже не человек, а бандит, повинный смерти: шпион, заговорщик, агитатор, ведущий подрывную деятельность, террорист, готовящий убийство Сталина. Пытки, доносы, подделки, лжесвидетели. Страшное это было время. Мученическое. И ведь самое ужасное, когда страдальцы мои родненькие сами не понимали, за что их так…
Истинный воин Христов, – будь то старик хилый, или дитё юное, или монашенька-черноризица – понимает, что это счастье – за своего Царя на смерть пойти. Самый короткий путь, чтобы омыть себя от грехов, облечься в одежды славные, праздничные и к Богу своему подойти. Это же куда как лучше, чем зажиться в этом мире, запаршиветь и приползти потом, когда час пробьёт, и валяться в ногах Спасителя, надеясь на милость, надеясь, что разглядит, узнает… Все ведь мы рано или поздно эту землю покинем.
А каково другим-то было? Всем остальным! Тем, кто верил закону государственному и обещанному светлому будущему на земле? И отчаянья они хлебнули беспросветного, и горечи предательства отведали, и страха, и ужаса перед грядущим.
Поэтому, радость моя, мы и пришли сюда. И паломническим путём пойдём именно отсюда. Здесь вся боль начиналась. Господи, буди милостив к замученным рабам Твоим!
Петруша снова перекрестился и поклонился. Степан последовал его примеру.
– Ой, батюшка, благослови! – с воплем накинулась на старичка одна из проходящих мимо женщин.
– Дурак я простой, скудоумный, а не батюшка! – улыбнулся Петруша и, осенив её крестом, добавил: – Бог тебя благословит, сестрица.
– Благодарю! – смутившись, буркнула та. Видно, ей хотелось получить благословение священника и лучше даже митрополита, а не дурака.
Предательство Иуды
Старичок накинул себе на шею ремень с ящиком, тяжело вздохнул и маленькими шажками направился к Литейному мосту. Он шёл так медленно, что Степану было трудно подладиться под его шаг.
– Деда, можно я понесу твой ящик? – спросил он. – Мне как-то неловко идти налегке, когда у тебя там всё лежит… Тяжело же тебе, наверное…
– Я и тебя, радость моя, скоро сильнее нагружу. А пока потерпи чуток. И послушай:
Иисус Христос, Господь и Бог наш, всё знал наперёд, что Ему уготовано. Ни одна страничка жизни не была для Него закрыта или не дочитана. Он и ученикам Своим рассказывал и про Свою смерть, и про Воскресение, только те не понимали, пока все слова Его не воплотились.
Пробил предсказанный час, и затосковал Иисус Христос, и взмолился Богу Отцу Своему, чтобы миновала Его страшная чаша, которая была для Него приготовлена. Он плакал и молился: «Отче! Если возможно, пусть минует Меня чаша эта; впрочем, не как Я хочу, но как Ты повелишь…» Понимаешь, Стёпушка, стоило Иисусу Христу только воскликнуть: «Отче! не хочу проливать Я Свою кровь за грешников: неблагодарных, злых и противных. Они же всё равно, всей своей жизнью будут пробивать себе дорогу в ад. Зачем Мне, Твоему дорогому и любимому Сыну, так страшно мучиться ради них?» И всё! Всё прекратилось бы в ту же самую секунду. Бах! – и рай был бы на веки вечные закрыт для нас. И после смерти всех ждала бы только вечная мука. Без просвета и без надежды.
Но Иисус Христос пожалел нас и пошёл дальше. До самого конца…
«Приблизился час, и Сын Человеческий предаётся в руки грешников. Вот идёт предающий Меня», – сказал Он своим ученикам, когда увидел Иуду. А тот шёл не один, а с толпой, вооружённой мечами и кольями.
Иисус Христос знал наверняка, зачем они пришли, потому что Он всё знал… Но когда Иуда приблизился к Нему, Он спросил у него: «Друг, для чего ты пришёл?»
Понимаешь, даже в этот момент, когда Ему Самому было страшно и больно, Господь дал Иуде шанс броситься на коленки и покаяться, очистить свою душу от предательства. Господь его пожалел больше, чем Себя. Но Иуда не понял этого, омрачённый, он поцеловал своего Учителя, давая этим знак для толпы. И только потом, когда всё свершилось, бросил деньги, которые получил за предательство, пошёл в заброшенное место и удавился, повесился, понимаешь? Ещё и самоубийством замарал себя напоследок…
– Так ему и надо! – буркнул Степан.
– Ты даже не сможешь вообразить сейчас себе, Стёпушка, сколько предательства хранится в архивах этого страшного, большого дома! – не услышав его реплики, продолжал Петруша. – Доносы писали друзья, сослуживцы, соседи. Предавали, чтобы получить свои тридцать серебреников, предавали из-за страха за собственную жизнь, предавали из-за зависти, из-за мести, из-за другой какой корысти. Приходил в дом как друг, чай пил, деток по головке гладил, а потом – раз! – и в пропасть столкнул. И дальше пошёл. Человек всё что угодно в себе оправдать может, и даже совесть мучить его не будет. Но дальше-то что?! Вечный мрак и ужас.
– Так им и надо! Гадам этим! – громко воскликнул Степан. – Они же понимали, что делают! Должны и ответить. И Иуда получил по заслугам! Вот ты говоришь, у него был шанс покаяться. И что тогда? Как ни в чём не бывало в раю стал бы жить? Он же всё равно предатель! И предательство его, и подлость остались бы тогда безнаказанными! Хорошо бы, чтобы и эти не успели покаяться…
– Мы все, радость моя, понимаем, что делаем. И все ответ держать будем. А ты, кстати, хочешь ответ держать перед Господом Богом? Тебе-то чего бояться? Ты никого не предал, не убил, ничего не украл… Всё равно страшно? А им-то каково?! А ведь многие палачи и предатели совсем ненадолго пережили своих жертв.
Теперь и всегда за безвинно убитых в годы репрессий молятся и молиться будут, даже есть специальные дни поминовения, установленные Церковью. Среди убиенных есть священники и монахи, которые уже причислены
