рядов многих участников, например тех, кто присоединились к нему ради самосбережения (не желающие служить в КА, работать в Донбассе)»[189]. «С 1 января по 1 октября 1945 г. в ПЗК “Москва” СБ казнило (за неполными данными) 889 подозреваемых в связях с НКВД. В объединении “Хмельницкий” на 1 декабря 1945 г. по этим же причинам было ликвидировано 248 человек»[190].
«Приказывается приступить к суровой ликвидации всех враждебных нам элементов, сексотов, резидентов (конфидентов) всяких национальностей, будь это украинцы, сексоты или поляки, или все пленные восточники, — гласит оуновский документ, датированный 13 марта 1944 г. — В частности — приказывается ликвидировать всех восточников на нашей территории. Все восточники, если они не являются агентами-разведчиками, то с прибытием большевиков перейдут на их сторону с данными про нас материалами. Обращаю внимание, что восточников, находящихся в рядах ОУН, не ликвидировать, пусть они копают землянки (краивки) и прячутся. […]
Этот приказ издало Главное руководство ОУН. Издано дня 6 марта 1944 года»[191].
В удавку СБистов чуть было не попала помощница и одновременно любовница члена Украинского главного освободительного совета, краевого проводника пропаганды ОУН(б) Михаила Дяченко («Марка Боєслава») — Ольга Чемерыс («Днипрова»). Причина — ее родиной была Черкасская область. На допросах в НКВД она показала: «…в июне, июле 1945 г. ей запретили работать в подполье в связи с проведением чисток и проверок кадров (именно тогда СБ ОУН вела активную борьбу и искала в подполье агентов-внутренников МГБ, причем прежде всего подозревала украинцев — выходцев из восточных земель)»[192].
«…В одном районе Верба УПА задушила свыше 1000 душ националистического актива и сознательных украинцев. Террор, как способ господства, исключительно и всесильно царил в рядах УПА. За просьбу отпуска из УПА часто карали удушением… Не странно, что дезертирство из УПА — дело неслыханное, принимая во внимание ее повстанческий характер, выросло до необычных размеров, за что бандеровцы, очевидно, опять расстреливали», — утверждает мельниковский документ[193].
Бей своих, чтоб чужие боялись. Этот принцип националисты активно воплощали в жизнь. Вот лишь один пример, взятый из оуновского документа «Вести с мест»: «21.Х.1945 г. рафаловская боивка под видом большевиков вошла в г. Рафаловку. Руководитель района “Нечай” с тремя казаками зашел в госпиталь, где лежал раненый казак “Вовк”. Найдя его, повстанцы хотели его забрать с собой. “Вовк” не согласился. Говорил, что когда вылечится, то убежит. Тогда “Нечай” достал пистолет и застрелил его прямо в кровати…»[194]
Борьба с мнимыми большевистскими «агентами» зашла настолько далеко, что отдельным руководителям ОУН(б) приходилось издавать приказы о прекращении массового террора[195]. Такой приказ 5 декабря 1945 г. издал провод края «Одесса».
«Всем известно о создавшемся взаимном недоверии между ОУН — УПА и населением, а также между членами организации и повстанцами.
Все население целиком подозревалось в сотрудничестве с большевиками. Не абсурд ли это? Говорят, зачем ездить в город? Кто возил в тюрьму передачу арестованным, купил в городе соли, бежал из тюрьмы, армии или места работы, ездил к врачу и т. п., почти всегда подвергались “проверке”.
Массовая чистка организации, отделов УПА при помощи методов следствия третьей степени станка вызывали ужас. Это производилось по приказам и инструкциям так называемого провода-инспектората. Подобная постановка “политико-революционной” работы привела почти к полной ликвидации организации и отделов УПА, а также к пассивному, а нередко и враждебному отношению населения края “Запад” к революционной борьбе.
Этот способ “политико-революционной” работы вызвал вполне оправданное беспокойство и сопротивление среди населения, членов организации и повстанцев.
В связи с этим поясняю:
1. Провод края “Одесса” еще в апреле сего года не одобрял стремлений так называемого провода-инспектората (читать ликвидаторов), которые отражались в его приказах и инструкциях, не выполнял политически неоправданных приказов и считал себя ответственным только перед центральным проводом ОУН.
2. Приблизительно в начале ноября сего года ликвидаторы уничтожили политического референта краевого провода славной памяти друга “Архипа” за то, что он критиковал работу так называемого провода-инспектората, высказывался о ней, как крайне враждебной работе.
3. В конце ноября сего года члены краевого провода в оценке практических стремлений так называемого провода-инспектората разделились на две группы:
а) Командиры: “Олекса”, “Василь” и “Сотник” — изменили свои убеждения и включились в ликвидаторскую работу, которой руководили люди так называемого провода-инспектората. […]
Во избежание излишних жертв и направления в нужное русло революционно-политической борьбы.
Приказываю:
[…]
4. Всем членам и проводам ОУН и отделам УПА и в дальнейшем исполнять возложенные обязанности и отдельные задания.
5. Не выполнять приказов так называемого провода-инспектората и командиров: “Олекса”, “Василя” и “Сотника” (читай § 3). Главное — не являться на встречи и не передавать организационного имущества и финансов»[196].
Сотрудники Службы безопасности ОУН(б) не доверяли своим, практикуя «усиленную слежку за всеми участниками подполья». Такие указания содержатся в «Инструкции по работе Службы безопасности» от октября 1947 г.[197] и в других документах[198]. Не было у бандеровцев и доверия к населению. Об этом прямо говорится в «Инструкции по конспирации» от 1947 г.[199] Атмосферой тотального недоверия активно пользовались сотрудники органов НКВД и НКГБ. Они практиковали вызовы для бесед местных жителей из числа кулаков, торговцев, подозреваемых в связях с бандитами[200]. Участь последних легко предсказуема.
Судьбы галичан, попавших под подозрение, трагичны. Что уж тут говорить о мифическом бандеровском «интернационале»: русских, евреях, «восточниках»… «Бей москаля, жида, ляха, кацапа и немца» — не просто лозунг. Это руководство к действию!
Отрицание участия ОУН(б) в переговорах с нацистами о совместной борьбе с Красной Армией
Западноукраинские историки в категорической форме утверждают: руководство ОУН(б), исходя из принципиальных соображений, отказалось подписывать с руководством Германии документ о сотрудничестве в борьбе с Советским Союзом. Степан Бандера «понимал, — пишет, например, Ярослав Сватко, — что заключение такого соглашения отяготило бы украинское освободительное движение в будущем»[201].
Степан Бандера, согласно его воспоминаниям, отказался подписать подобный документ, т. к. «с политическими банкротами подписывают соглашения только очень недалекие люди»[202]. Здесь отметим, что произошло это тогда, когда исход войны был для всех очевиден, а последний немецкий солдат уже покинул Украину. Пока же на ее территории шли бои, на уровне отдельных командиров было заключено большое количество так называемых «местных» соглашений. Об этом свидетельствует ряд немецких документов. В приказе бригаденфюрера СС Бреннера о переговорах с руководителями УПА от 12 февраля 1944 г. говорится: «Начатые в районе Деражно переговоры с руководителями национальной Украинской повстанческой армии были успешно проведены также в районе Верба. Достигнута договоренность: немецкие части не подвергаются нападению со стороны “УПА”. “УПА” засылает лазутчиков, преимущественно девушек,
