обе сигареты, но это не принесло ему ожидаемого облегчения. Тело полностью расслабилось, но тревогу заглушить не удалось. Она стала более выразительной и перерастала в панику. Ладони и ступни ног похолодели, ослабшего Луку бил озноб и томило тягостное ощущение тошноты.
– Где она? Уже час ночи. Должна была давно вернуться… – нервничал он, ерзая на месте. Ожидание Киры обжигало его нервы.
– К черту! – отчаянно крикнул он, сжимая телефон в руке. – В топку все эти детские игры – кто кому сделает больней!
– Абонент вне зоны действия сети, – отвечал монотонный голос.
Лука прильнул к телефону, набирая ее номер. Но раз за разом слышал тот же равнодушный ответ. Он сбрасывал и снова набирал с единственным желанием услышать голос Киры, успевший стать ему родным.
– Что если набухались и в аварию попали? Может прозвонить больницы? – беспокоился Лука, рисуя в воображении ужасные картины, развеявшиеся в одночасье жужжанием телефона.
– Кира! – промелькнула мысль, с которой он бросился читать присланное сообщение.
Вопреки его ожиданию сообщение пришло с незнакомого номера, заканчивающегося тремя шестерками. В нем была прикреплена фотография, без какого либо текста. Как только она открылась на экране, Лука испытал паралич бытия. Перед глазами замелькали черные пятна. И телефон со звонким треском выскользнул на пол из дрожащих пальцев. Лука опустился за ним на корточки и сжал голову руками.
Не торопясь он поднял с пола телефон и долго с пристальным вниманием вглядывался в фотографию отказываясь верить собственным глазам.
На фото полностью обнаженная Кира сидела на коленях Беса с закрытыми от удовольствия глазами, а ее зубы оскалились в насмешке. Было заметно, что фото сделал Бес, так как его рука не попадала в кадр. «Должно быть, и выслал он же», – подумал он мимолетом и сразу же оставил эти мысли. У него не было сил и желания вникать в смысл деталей. Чувства безнадежности и одиночества яростно вспыхнули в его сознании и медленно тлели, источая эмоциональное удушье.
Острые отголоски боли оставляли вопросы: «Зачем она так поступила? Как можно взять и со всего размаху смеясь расшибить свою и чужую жизнь?»
Вдогонку пришло второе сообщение на этот раз от Киры: «Кажется, я сделала тебе больно? Прости, что я такая молодец!»
«Кажется, я доверял тебе больше, чем ты себе», написал он в ответ, но вместо того, чтобы выслать свое сообщение удалил его вместе с ее номером телефона и попытался уверить себя, что Кира для него мертва. Той улыбающийся и беззаботной девочки, которую он знал и любил больше не существует.
Все хорошо… – повторял он себе – только немного душно. Нужно отдохнуть, поспать. Завтра все будет хорошо. Обязательно будет…
Лука очень хотел спать. Удобно расположившись на диване, он закрыл глаза, но сон не приходил. Внутреннее напряжение не давало покоя и заставляло нервозно ерзать по кровати. Он проворочался с закрытыми глазами до двух часов дня, не поспав и минуты.
На улице пахло весной, солнце ярко светило и высушило лужи, но день казался ему особенно тусклым.
– «Сидя на этом диване, она рассуждала о любви и преданности. На деле оказалась преданной только себе и своим желаниям, – рассуждал Лука, беспокойно мечась по комнате. – А я был для нее лишь очередным персонажем в игре развивающей скуку. Вот из-за чего все было – от скуки… Все, что хорошего есть во мне, мои сокровенные мечты и чувства – оказались вещами в ее игре, и она обратила их себе в забаву, – Лука горько ухмыльнулся. – Я наскучил так же быстро, как и все остальное, что в ее жизни длилось хоть с какой-нибудь продолжительностью. И она по привычке организовала смену эмоций подобно посредственному человеку, валяющемуся на диване, что лениво переключает по кругу телеканалы и не знает чему уделить внимание. Немного здесь, немного там…
Что вообще ее могло привлечь в Бесе? Он же отвратен. Наплевать. Успокоиться! Нужно успокоиться…»
Лука остановился и сделал несколько глубоких вдохов.
– Тварь! – крикнул он, ударив со всей силы кулаком по стене. Глухая боль заломила в руке, но он не обратил на нее внимания.
Лука пытался подавить мысли вгонявшие его в апатию, чтобы сдержать слезы.
– Самое последнее, что я могу сделать, так это расплакаться из-за этих тварей. Тогда я сам себе буду противней, чем они.
Лука глубоко дышал, сжимая кулаки
– Им меня не сломить. Нужно быть сильным. Но где взять столько сил? – говорил он сам с собой.
За всю жизнь Лука не испытывал более сильного одиночества перемешавшегося с гневом, ненавистью, ревностью, тоской и все эти смешанные чувства давили его. Он злился на себя за то, что у него не получалось не думать о ней. Образ Киры стоял перед глазами и как под гипнозом каждый час Лука продолжал проверять телефон.
– В какой момент она поработила мысли? Как за такое короткое время ее образ врос в сердце и почему я не могу вырвать его с корнем?
Думал, что Бог послал вторую половинку скрасить боль и не заметил, как сам превратился в живой нарыв боли. Чужая боль ей в забаву, ведь она глушит ее собственную.
Какой же я дурак! Уже представлял, как поженимся, состаримся, представлял наших детей, которым я был бы гораздо лучшим отцом, чем мой. Никогда я не предал бы и не оставил семью, – рассуждал он вслух расхаживая по комнате заламывая руки. – Если бы случилось попасть в ситуацию опасную для жизни, где нужно было бы сделать один из тех выборов, которые она так любит: спастись самому или ценой своей жизни спасти ее, я бы без размышлений отдал жизнь. Моя жизнь была у нее в руках и на что она променяла ее? На эйфорию от моего страдания…
Марк был прав и насчет женщин и Бога. Марк всегда был прав.
Лука вспомнил друзей. Образы Марка с Яном вызвали у него умиление и по щекам обильно потекли слезы.
– Так мы и не добрались до островка счастья… – шептал он, протирая глаза. – Как же тошно на душе. Хочется просто спрятаться под одеялом и тихо-тихо умереть.
Лука попытался выспаться повторно, но когда закрыл глаза, мысли как надоедливые мухи жужжали в голове рассеивая сонливость. Давление сжимало голову, сердце и висках стучало еще сильней. Лука мучаясь, ворочался на диване до часу следующего дня, вторые сутки не смыкая глаз.
Живот заурчал, напомнив, что помимо бессонницы он несколько дней совсем ничего не ел. Природный страх охватил его.
– А не поедет ли у меня крыша как у матери Яна? Может уже поехала? Почему я не могу заснуть? Почему совсем не хочу есть? Зачем каждый час проверяю телефон? Зачем разговариваю сам с собой?
Апатия овладела всем его существом.
– Я, наверное, умру… – прошептал он, сжимаясь в комок.
Сердце и в висках не переставало стучать, и не в силах вынести напряжения Лука спрятав голову под одеяло, неистово ревел захлебываясь слезами. Через двадцать минут он успокоился, и ему стало легче, но ненадолго. Уныние вернулось, когда он проходил мимо зеркала. Лука вглядывался в него безжизненным взглядом, с трудом узнавая себя. За последние дни он сильно похудел. Осунувшееся лицо побледнело как мел. Глаза потускнели, а губы растрескались.
Ему казалось, что в комнате все еще не выветрился запах ее духов. Аромат Киры заполнил всю квартиру и душил его. Лука выбежал на балкон, жадно заглатывая свежий воздух.
– «Совсем недавно я стоял так же и смотрел, как она идет к машине, потупив глаза в землю. Я был убежден, что это идет мой человек, самый близкий и родной мне. Чьи любимые цветы чайные розы. Когда ей грустно она танцует, а когда скучно смеется. Она разговаривает с котом и любит гулять под дождем…
А теперь я один и всегда буду один. Даже поныть некому. Нет рядом Марка, который поддержит и Яна, который рассмешит.
Хочется кричать от боли, чтобы вылетали стекла. Выть подобно волку от одиночества, но на деле получается лишь жалобно скулить. Убежать бы от всего далеко-далеко, но бежать некуда. Все так
