class="p1">— Это солнце, а это облака. Это я и мой папа, — весьма милые и правдоподобные каракули для пяти лет, мои и то не далеко ушли, — а эта мама и ее хрен. — как само собой разумеющееся Арина показала на стоящих в отдалении мужчину и женщину, а я порядком опешила. Кто вообще научил ребенка так выражаться?! Вероятно, отец не слишком сдерживался в выражениях в присутствии дочери.
— What is it? /Что это?/ — я обвела пальцем очевидно воздушный шарик.
— Это воздушный шарик, который мы с папой собираемся отпустить. — объяснили мне.
— Очень красиво. — не стала сдерживать умиления я. — Good, now let’s say it in English. /Теперь давай я тебе расскажу, что как называется по-английски./
Пока мы учили солнце, облака и тому подобное, мне пришлось слишком ювелирно выкручиваться, чтобы не давать название, как мы выяснили до «маминому хрену».
— Почему мама меня не любит? — послушно вплетя последнее слово в предложенную конструкцию, Арина подняла на меня свои ясные васильковые глаза.
— С чего ты это взяла? — лезть в личную жизнь детей — не в моих принципах, но и оборвать девочку на полуслове, не дав ей ни единой возможности высказаться — последнее дело.
— Она не приезжает ко мне очень давно. Бабушка говорит, что она просто живет очень далеко, и у нее нет возможности забрать меня. — тяжелый вздох отразился щемящей болью во мне.
Я всего лишь репетитор, даже не няня, и мне ни в коем случае нельзя переходить грань. Но как же тяжело удержаться от простых человеческих объятий, когда кому-то рядом плохо.
— Если бабушка так говорит, то, я думаю, тебе стоит ей поверить. Не забывай, у тебя есть папа, которому ты очень дорога. — даже по рисунку понятно, как много для Ариши значит ее отец.
— Правда? — сдавленно хлюпнула носом, и я заметила, как по ее щекам покатились вполне взрослые, осознанные слезы.
— Правда. — твердо кивнула я, заботливо стирая пальцами лишнюю влагу. — Если ты будешь плакать, то я тоже заплачу. — мягко пригрозила. Практически не манипуляция: внутри я действительно сгорала от эмпатии к этой девочке.
— Не плачь, — непроизвольно перешла «на ты» малышка, — ты очень хорошая. — маленькие ручки обвили меня, а я так и не набралась смелости обнять ребенка в ответ. Что в ней есть такое, чего нет в других детях? — Покажешь свой рисунок? — она перелезла через меня и уселась рассматривать мои художества.
— У тебя есть муж и дети? — поинтересовалась Арина.
— Нет. — спешно настраиваясь на нужную волну, ответила я. — Я нарисовала то, как бы хотела, чтобы выглядела моя семья.
— А это кто? — палец ткнул на не особо удачно получившегося Василия. — It is my cat. /Это мой кот/
Еще несколько отработанных фраз и конструкций, и вот наше занятие практически подошло к концу.
— Прошу прощения, что отвлекаю. — раздался за спиной мужской голос, и я вздрогнула.
— Папа! — Арина в мгновение ока забыла все, чем занималась, и побежала навстречу отцу.
Я же, будто приклеенная, осталась сидеть на месте, потому что то, что мне послышалось, отозвалось в моем сознании слишком болезненными воспоминаниями.
— Как успехи, красавица? — задал вопрос дочери незнакомец, а я перестала дышать, боясь повернуться и посмотреть ему в лицо. Если это какая-то шутка от подсознания, то мне точно стоит начать лечиться. Если это шутка судьбы — то это очень жестоко.
Но мосты сожжены, и я встаю с пола и смотрю на мужчину. Не верю… этого просто не может быть.
Макс меня не видит — он слишком увлечен дочерью, а я чувствую, как в эту самую секунду распадаюсь внутри на тысячи, нет, миллионы мельчайших ранящих осколков.
Огромная страна, больше тысячи городов, а мы здесь — в его питерской квартире, друг напротив друга после того, как расстались навсегда.
Может уйти? Тихо и незаметно. Вряд ли он захочет видеть меня рядом со своей дочерью теперь… Да и зачем ворошить прошлое, ведь мы успешно оставили все там, в аэропорту Адлера.
Все те раны, что я так старательно пыталась зализать на протяжении этих месяцев, вновь вскрылись и начали кровоточить.
Но вот Макс поднимает голову, и в его взгляде читается лишь одно — удивление, нет, пожалуй, все же шок.
— Аня? — он отпускает дочь на пол, и делает несмелый шаг ко мне.
— Макс… — само по себе слетает с моих губ.
Глава 12
— Что ты… — кажется, он хочет спросить: «Что ты здесь делаешь?», но так и не решается договорить, вместо этого обращаясь к Арише. — Солнышко, иди к бабушке, мы сейчас обсудим кое-что и тоже подойдем.
Дверь закрылась, Макс повернул замок, и воздух будто сгустился между нами. Время исчезло, а пространство пошло рябью.
— Поверить не могу… — он ослабил галстук и прошелся по мне жадным, оценивающим взглядом, но я даже не дернулась.
Он все тот же. Вроде близко, но одновременно недостижимо далеко. Одно я поняла сразу: я не хочу возобновления наших «отношений» — восстанавливаться после было слишком трудно.
С другой стороны, разве кто-то говорил, что ему будут нужны какие-либо отношения со мной?
— Поверить не могу, что именно ты оказалась тем человеком, о котором дочка прожужжала мне все уши. — Макс сел на стул, такой неподходящий для его габаритов, и уставился на меня.
— Ну спасибо. — криво усмехнулась я. — Поверить не могу, что именно ты оказался отцом такого замечательного ребенка. — парировала.
— Что? — он встал и подошел ближе. Чудесно, теперь я практически дышу ему в подбородок! — Ань, я не имел в виду, что ты плохая. Наоборот, мне нравится, что у нас с Аришкой совпали вкусы. — он поднял руку и пальцами провел дорожку по моей шее.
Черт, я ведь только забыла, каково это — ощущать эту сильную мужскую энергетику рядом; я еле отошла от запаха его тела, его магнетического взгляда.
— Я же только забыл… — высказал мои мысли вслух Макс.
— Ну вот и славно. — мягко отстранила его от себя. — Я больше не нуждаюсь в этом. — долгая, слишком долгая пауза. Это был период «просто секса», в конце которого мы оба попросту накрутили себя, и это не то, что стоит начинать заново.
Наверное, если бы я писала сценарий, то наш бы разговор сложился совершенно по-другому: лучше, логичнее, правильнее. Однако это всего лишь жизнь, и именно поэтому я сложила рабочий материал в свою сумку и поспешила покинуть помещение, где наедине с Максом стало слишком тесно.
— Мой тебе совет: постарайся впредь не выражаться при ребенке касательно ее матери. Девочке и так несладко оттого, что