эта обстановка, и вдруг становится страшно. На лице на котором вечно какая-то улыбка, вдруг читалась задумчивость и боль. Я всё-таки никчемная. И жалкая. Скрываю за маской веселья свои настоящие чувство: страх перед всей жизнью, затаившую обиду на саму себя и злость.
В горле пересыхает, и я хватаю стакан, который заполняю водой из крана. Подношу к губам. Жидкость оказывается у меня во рту. На глазах застывают слезы, которые я пытаюсь сдержать.
Собираюсь уходить в зал, разворачиваюсь, и в дверях вижу помятый вид из ниоткуда возникшего Михаила Игоревича, от его неожиданного появления из рук выскальзывает стакан, который падает на мраморный пол и разбивается. Шатен, глаза которого осматривают меня с ног до головы, останавливаются на моих испуганных глазах. От изумления я раскрываю рот, когда мужчина в расстегнутом рыжем пальто, держит в руках продолговатую темную бутылочку и преподнося к губам, делает глоток.
— Надо же, а я думал, чего так шумно, — с его уст вырываются слова. Голос мужчины не такой строгий или же издевающийся, он у него сейчас бархатный. — Мышонок, уж не ожидал тебя увидеть здесь.
Как и я его. Мышонок? Что это? Моё прозвище?
— Дя… дядя Миша? — проговариваю изумленно я, замечая, как тот делает ко мне шаги.
— Видимо брат попросил присмотреть за квартирой, — протягивает мужчина. А разве он не знал, что я здесь? Обо мне не сообщили?
— Не знаю я, чего ты так напугана и почему плачешь, но я предлагаю нам с тобой… — останавливаясь возле меня, запинаясь. — Выпить виски, — возле губ шепчет Михаил Игоревич, на что я лишь смотрю в карие глаза, которые выглядят чертовски больными и отчаянными. — Так, что, Настя, согласна ли ты выпить со своим учителем и поговорить по душам? Я не психолог, но свою племянницу выслушаю, — от его слов, я вздрагиваю, после закрываю руками лицо. Из глаз почему-то текут слезы. Что со мной? Я расплакалась перед этим человеком. Какой стыд и позор. Расплакалась перед человеком, перед которым хотела быть сильной.
Запах алкоголя перемешался с запахом его одеколона. Большая, сильная рука цепко схватила мою кисть, и протянула к себе. Бутылка выскользнула из мужской руки, и упала рядом с разбившимся стаканом. Осколки были по всей кухни.
— Кто этот паршивец, что заставил тебя плакать. Кто он? — воскликнул нервно мужчина, тем самым удивив. Он повысил голос, да не так, как в университете. По-другому. — Настя, кто он?
В такие моменты я думаю о Михаиле, как о друге, а не о враге.
Какая жалость. Расплакалась от того, что подумала о себе, как о какой-то ошибке, ни к чему не приспособленной. Просто в душе я ругаю себя за сделанные ошибки. А ещё я ни черта не знаю о взрослой жизни. Как ему об этом сказать?
— Почему ты молчишь, Журавлева?
Журавлева. Журавлева. Журавлева. Да, я Журавлева. Позволила себе расслабиться перед этим красивым мужчиной.
Он прижимает моё тело к своему. И сейчас, я вижу, как его запотевшие от холода очки сползают на переносице. Я чувствую тепло. Мне хорошо.
— Давай поговорим?
Как мне ему сказать, что я переживаю о периоде своего взросления? Мне скоро двадцать, а я глупая…
Глава 11
Всхлипы позорно было слышно на всю кухню. Большие руки сжимали мои плечи, и я не могла остановится. От маленьких капель оставались мокрые дорожки на щеках. Больше Михаил Игоревич и слова не сказал, он стоял молча, выдыхая в мою макушку. Удивительно, рядом с ним я такая маленькая и беззащитная. Никогда подобного не испытывала. Мой дядя, который неудачно шутит и постоянно меня подкалывает, почему-то сейчас утешал. В ответ я обхватила его руками, самостоятельно прижалась к его груди. На кухне моргала лампочка, а из соседней комнаты так и не утихал телевизор. Еще минуты три мы простояли так, будто соскучились по друг другу, а ведь мы между прочем позавчера виделись.
Сердце трепетно забилось в груди, от его тяжелого дыхания.
— И… извините, Михаил Игоревич, — ослабив руки, отстранилась от шатена, который выглядел таким уставшим. — Мне не стоило было к вам прижиматься, — чуть смущение выдала я. Он хмыкнул, а затем осторожно улыбнулся, будто забоялся раствориться в улыбке.
— Да ничего, Журавлева, — ответил мне мужчина. — Все в порядке, просто я слегка удивлен, не думал, что такая девушка способна плакать, ты ведь всегда улыбаешься. Я думал ты оптимистка.
Да, я и сама так думала, но порой меня окутывает волна неприятных воспоминаний, перед которыми я совершенно бессильна.
— Почему ты плакала? — снова спросил шатен, затем я поджала губы. Говорить или не стоит?
— Да, по мелочам, ноготь сломала, — решила наврать ему, зная о том, что это нехорошо. Но если узнает правду, засмеет.
— Не думал, что такое может довести тебя до слез. Особенно учесть, что у тебя то и маникюра никакого нет.
Ой чёрт, хоть бы придумала что-нибудь оригинальное.
— Если ты не хочешь говорить — не говори, просто скажи обидел тебя кто или нет?
— Вы Михаил Игоревич, — ответила ему я, чуть улыбнувшись и вытирая слезы.
— Я был бы польщен, Журавлева, если бы не знал тебя. Ты никогда не расплачешься из-за меня, — уверенно сказал тот. Хуанитос прав я не буду лить из-за него слезы, ну по крайне мере мы так оба думаем.
— Так, что может все-таки выпьешь со мной, а то на душе так хреново, а самому пить горько и не весело? — попытка предложить выпить с ним не закончилась.
— С последних моих приключений я закодирована, — протянула я, вспомнив демобилизацию Даниила. — Да и тете Заре обещала.
— Да брось, Журавлева, — машет рукой он. — Напиться я тебе не позволю, как-никак я ведь твой дядя. И Заре ничего не скажу, — уговаривал меня мужчина. Наблюдая, затем как он прижимает нервно губы, я тяжело вздыхаю и сдаюсь.
— Ладно, это первый раз, когда я выпью с вами и последний раз, когда я вообще пью…
Мне не хотелось сейчас напиться, как в прошлые разы. Мне хотелось его поддержать, ведь сейчас он выглядит подавленным, хоть и
