учить уроки и хотя бы попробовать сравняться с ней в оценках. Когда мне исполнилось лет тринадцать (сестра старше меня на полтора года), я нашла ещё одну причину для зависти. Оливия выросла в очаровательную девушку, в её внешности не было недостатков, а я была гадким утенком. И хоть родители утешали меня, мол, подожди годочек и ты тоже станешь такой же красивой, как твоя сестра, — время шло, я смотрела в зеркало в ожидании чуда, но чуда не происходило. Я по-прежнему видела в отражении… себя. И вот он, этот новый мир, мир без Оливии — девочки, которую я обвиняла в своём несчастье. Изменилось ли хоть что-то? Выросла ли я в лучшего человека без сестры? Нет! Смотри! — Габриэль оттянула ворот своей готической футболки. — На мне всё та же безвкусная одежда с китайского рынка! Да к тому же, уф, от неё воняет! Всё, к чёрту, я в душ!
Габриэль удрала из комнаты в ванную, увиливая от ответов, которые так жаждала знать, лишая Адама шанса высказаться. Ей было стыдно перед ним за то, что она раскисла у него на глазах и мямлила всю эту эгоистичную чепуху о своих отношениях с Оливией.
Адам окинул её удаляющуюся фигуру взглядом и вздохнул, когда дверь захлопнулась. Кажется, у Габриэль была дурная привычка хлопать дверьми.
Её спальня была тесно заставлена мебелью, на окнах пылились видавшие виды жалюзи, а на темных стенах пестрели мрачные плакаты и календари, датировавшиеся началом двухтысячных. Полки над кроватью были нагружены десятками книг и журналов. Под скетчбуки и блокноты Габриэль выделила отдельную полку.
Адам полистал её творчество, поместил книгу на своё законное запыленное место и с тоской обозрел обрывки действительно впечатливших его творческих работ, которые разлетелись по всему полу, прикрывая собой ошмётки сухой земли, оставленной кедами.
Когда Габриэль вышла из ванной и спустилась в большую гостиную первого этажа (ту, что с фортепьяно и картой Уиллоубрука, беспомощно повисшей на одной булавке), её губы сами собой сложились в улыбке:
— Адам, что ты делаешь? — издала она скептический смешок, завидев пришельца с метлой. — Ты что, теперь моя домоработница?
Адам на секунду перестал мести:
— Хочу облегчить тебе работу, — сказал он без эмоций.
Завернутая в байковый халат, с полотенцем на волосах, Габриэль плюхнулась на диван и от души рассмеялась:
— Твоя забота излишня, дорогой ксионец, это не мой дом. Нет, в смысле он мой, но не этой меня, а той, другой. Я не планировала прибираться, пока не верну свою бессмысленную унылую жизнь.
— Но, полагаю, та, другая ты, была бы очень расстроена, обнаружив своё жилище в таком бардаке. Зря ты порвала её рисунки. Бедная другая Габриэль.
— О, так ты ещё защищаешь? Пф, да она такая же неудачница, как и я!
— Тогда почему ты её так ненавидишь?
Габриэль обняла спинку дивана, злобно сверкая глазами на Адама:
— Ты так и не ответил на мой вопрос.
— Я не успел, ты убежала.
— Я дала тебе время подумать.
— Очень великодушно с вашей стороны, мисс Феннис. — Адам слабо улыбнулся и продолжил задумчиво подметать пол. — А если серьёзно… я не уверен, что у меня есть ответ.
— Вы, на этом вашем Ксионе, не сталкивались таким?
— М, нет, но я могу накидать теорий, если ты не против порассуждать.
Габриэль набрала номер на телефоне и приставила трубку к уху.
— Кому ты звонишь? — спросил Адам.
— Доставке, — вскинула плечами та. — Не люблю рассуждать на пустой желудок.
Спустя какое-то время Адам и Габриэль устроились в уютном садике на заднем дворе. Отцветающий каштан величаво стоял и расчесывал свою пышную шевелюру о навес из поликарбоната, избавляясь от лепестков. Они планировали на полупрозрачные квадратные вставки, на круглый стол, за которым сидел ксионец, разукрашивая черное закаленное стекло розово-белыми мазками. Под покровом пятнистой тени ломала своим весом самодельные детские качелики Габриэль. Переодетая в чистую одежду (в широкие чёрные шорты до колен с заклёпками, серую майку и мешковатую рубашку в зелёную клетку, размер которой, очевидно, не совпадал с реальным размером одежды Габриэль), она с аппетитом уминала кусок жирной пиццы.
— Какая-та депрессивная у тебя теория, Адам… — огорчилась девушка. — Чтобы я умерла в одном мире и переродилась в другом? Что, типа как в кино?
— Существует гипотеза, что, умирая, мы не умираем в действительности, а просто совершаем переход в другую реальность, в реальность, где обстоятельства позволили избежать трагедии. — Адам и сам не верил в то, что говорил, но он не был из тех, кто отрицает науки, пусть даже метафизические.
— Это вроде бы зовётся «квантовым бессмертием». — Габриэль проглотила последний кусок пиццы и отряхнула руки. — Я читала об этом в научном журнале. — Вот только… почему я не помню свою смерть, но все изменения, коснувшиеся меня, помню? Как-то нелогично.
— Может, ты особенная?
— Вряд ли.
— Тогда есть другой вариант.
— Я вся внимание.
— Возможно, всё дело в космическом корабле, который я преследую.
— Ты про тот, что упал, но не достиг земли? Кстати, зачем его ищет твоя организация?
— Моя работа — предотвращать вмешательство в распространении редких или исчезающих животных. «Терра» выяснили, что на планете Гесокс побывали огоны.
— Огоны? — не поняла девушка.
— Так мы называем бандитов, что провозят контрабанду на вымерающие планеты, на которых изначальная жизнь по тем или иным причинам не способна себя воспроизвести.
— Понятно…
— Многие беженцы искусственно заселяют такие планеты и высоко ценят любой животный продукт — будь то мясо или шкура, потому что естественным путём на них невозможно ничего вырастить. Таких планет в галактиках уйма! Космическая полиция давно бросила их на произвол судьбы. Они привыкли отслеживать нарушителей через активность «потребительской карты», а с андройдами, киборгами — и того проще! Все крупные роботические части оснащены чипами. Огоны и беженцы же отреклись от таких инноваций. Галактическая валюта им ни к чему; они вне общества, вне системы. — Адам хмуро помолчал. — Ты сказала, что была на космическом корабле…
— Да, который исчез. Полагаешь, это был тот бандит?
— Убежден, — уточнил пришелец. — Откуда ещё здесь взяться пришельцам? Так вот, насчёт второй теории… Допустим, космический корабль огона угодил в трещину в
