рассказывала, что у нее было шесть старших сестер и один младший брат, который умер от скарлатины, когда ему было четыре года. Что раз в году, в день ее рождения, мать готовила рис с красными бобами азуки.
– Это было объедение, – говорила она и снова замолкала.
Закрывала глаза и неподвижно лежала на койке. Она лежала так долго, очень долго, и дышала едва заметно. Мальчик не мог понять, спит она или нет.
За два дня до того, как им пришлось уехать из дома, мальчик с матерью вышли в сад и закопали все столовое серебро под статуей толстого смеющегося Будды. Земля, как и положено весной, была черной и влажной, в ней во множестве копошились черви. В свете луны мальчик наблюдал, как они извиваются.
– Давай быстрее, – торопила мать.
Он трогал червей лопатой и перерубал некоторых надвое. Потом луна исчезла, начался мелкий дождь. Вода стекала по листьям и ветвям деревьев, по лицу матери.
Но теперь он вспомнил, что лицо ее было влажным еще до того, как начался дождь.
– Как только я встретила твоего отца, сразу поняла, что все время хочу быть рядом с ним.
– Я понимаю, про что ты.
– Если мы расставались на пять минут, я начинала по нему скучать. Мне казалось, он уже никогда не вернется. Казалось, я никогда не увижу его снова. А потом я успокоилась. Перестала так сильно переживать.
– Ясно.
– В ту ночь, когда его арестовали, он попросил принести ему стакан воды. Мы только что легли, я очень устала. Вымоталась донельзя. «Почему бы тебе не сходить за водой самому?» – сказала я. «В следующий раз», – ответил он, повернулся на бок и уснул.
Потом, когда его забрали, я думала только о том, что ему хочется пить.
«Теперь его долго будет мучить жажда», – думала я.
– Наверняка в полиции ему дали попить.
– Я должна была принести ему воды.
– Ты же не знала, что его арестуют.
– Даже сейчас в моих снах его мучает жажда.
Посреди ночи мальчик услышал какой-то звук. Словно кто-то ударил веревкой о жидкую грязь. Он выглянул в окно и в ярком лунном свете увидел, что его сестра прыгает через скакалку. На ней было желтое летнее платье. У нее были длинные тонкие ноги. Коленки шелушились. Лодыжки были покрыты ссадинами, оставленными песком, который днем и ночью наносил ветер. С такими некрасивыми ногами ей лучше ходить в брюках, подумал мальчик.
Он встал, вышел из комнаты и остановился в дверях барака. Сестра не замечала его и продолжала прыгать. Сначала на одной ноге, затем на другой, потом со скрещенными ногами. Наконец она зацепилась ногой о скакалку и споткнулась. Сердито топнула и отбросила ее прочь.
– Иди домой, – тихо сказал мальчик. – А то простудишься.
Сестра посмотрела на него.
– Ты давно здесь торчишь? – спросила она.
– Давно.
– Хорошо я прыгала?
– Хорошо. Я и не знал, что ты так здорово прыгаешь.
– Ничего не здорово. Мне даже крутить скакалку нельзя доверить.
Мальчик подошел к сестре, поднял скакалку и стал ее рассматривать. Скакалка была белая, истершаяся. Кусок старой бельевой веревки, который сестра срезала около прачечной. Мальчик представил себе белые паруса простыней, раздуваемых ветром.
– Пойдем домой, – повторил он.
– Не хочу.
Мальчик промолчал.
– Я плохо прыгаю.
– Ну и наплевать.
– Тебе наплевать, а мне нет.
Мальчик протянул сестре скакалку.
– Возьми, – сказал он.
Девочка взяла скакалку за один конец, а другой остался в руке брата, который медленно потащил ее в барак.
На следующее утро сестра мальчика проснулась в жару. Мать принесла консервную банку, наполненную водой, но девочка отказалась пить. Сказала, что не хочет. Что ей сейчас в рот ничего не лезет. Откинула одеяло и стала отдирать шелушащуюся кожу на колене. Мальчик схватил сестру за запястье.
– Не надо.
Тогда она отвернулась и стала смотреть в окно. Женщина в розовом халате, с ночным горшком в руках, прошла в сторону туалета.
– Где мы? – спросила девочка. – Куда подевались деревья? Что это за страна?
Потом она сказала, что видит отца. Он идет один по дороге.
– Он придет и заберет нас отсюда.
Девочка взглянула на свои часы и удивилась, что уже так поздно.
– Шесть часов, – сказала она. – Папа давно должен быть здесь.
В феврале в лагерь прибыла команда, набирающая волонтеров для службы в армии, и всем, кому уже исполнилось восемнадцать, предложили доказать свою лояльность, ответив на вопросы анкеты.
«Вы хотите служить в вооруженных силах США и готовы исполнить свой воинский долг, когда это потребуется?»
Мужчина, живущий в соседней комнате, ответил отрицательно, и его вместе с женой и матерью жены отправили в лагерь в Туле-Лейк, где находились все прочие сочувствующие неприятелю лица. На следующий год их репатриировали в Японию на военном корабле «Грипсхольм».
«Вы готовы принести присягу в безоговорочной верности Соединенным Штатам Америки и защищать Соединенные Штаты от нападения как внешних, так и внутренних врагов? Вы готовы отказаться от любых проявлений преданности и лояльности по отношению к японскому императору, а также любому другому иностранному правительству или организации?»
– Какая там преданность японскому императору? – пожала плечами мать мальчика.
Она сказала, ей не от чего отказываться. Она прожила в Америке почти двадцать лет. Но ей не хотелось создавать лишние проблемы. Как говорится, торчащие гвозди вытаскивают клещами. Не хотелось, чтобы ее обвинили в сочувствии к неприятелю. И репатриировали в Японию.
– Там у нас нет будущего. Вы родились здесь. Ваш отец здесь. Самое главное – мы должны оставаться вместе.
Она ответила утвердительно.
Они остались.
Лояльность. Сочувствие врагу. Преданность. Верность.
– Все это только слова, – сказала мать мальчика.
В ржавой банке из-под персикового компота проклюнулся желтый росток.
Мальчик несколько раз коснулся пальцем нежных желтых лепестков тюльпана.
– Глория, – прошептал он.
Уже наступил март, ночи больше не были такими холодными. Земля стала мягче, и скорпионы снова расплодились. Девочка разрыла землю под окном барака, но не нашла черепахи.
– Она ожила и уползла куда-то, – сказала она.
Саженцы ивовых деревьев не пережили зиму. Жизненные силы в них так и не проснулись. На тонких ветвях не появилось ни листочка. Девочка отломила прутик и пожевала.
– Деревца умерли, – сказала она.
Втайне мальчик обвинял в этом себя. Не надо было срывать тот лист, думал он.
Он снова начал подолгу гулять, но теперь в одиночестве, без сестры. Наблюдал, как по песку скользят темные тени туч. Горные вершины, видневшиеся вдали, все еще были покрыты снегом. Иногда ему случалось увидеть зайца или бродячую собаку, которая несла в зубах что-то темное и мохнатое. Он видел, как по сухим
