наше! Мое, твое, и всех будущих поколений Хендриксов. Сейчас такой момент, когда Озерных вендов так приперло, что ради выживания они готовы на союз даже с нами, и мы обязаны этим воспользоваться. А девка⁈ Девка всего лишь залог того, что они не передумают, что намерения их серьезные и на долго.
Разум Ольгерда принимал все те важные вещи, что пытался донести до него дядя, но какая часть его не желала ничего понимать. Из глубины сознания призывно смотрели на него синие как омут глаза Лады, затмевая все доводы рассудка и выжигая душу отчаянным желанием. Ольгерд старался не поднимать на дядю глаза, боясь не выдержать и закричать: «Отдай! Нету мне жизни без нее!»
В другое время Рорик наверняка отнесся бы к этому случаю серьезней, он не любил оставлять «неосвещенные углы», но сейчас в его голове крутилось такое количество требующих немедленного решения вопросов, что зацикливаться на глупой влюбленности племянника у него попросту не было времени. Его обычно подозрительная и въедливая натура в этот раз промолчала, позволив принять опущенный взгляд и потерянную позу юноши за искреннее раскаяние и извинение.
Он вновь подошел к Ольгерду и поднял за подбородок склоненную голову.
— Не забывай, за нами должок! Мы должны отомстить Ларсенам за твоего отца, за семью, за каждого убитого ими Хендрикса, а для этого нужны воины, много воинов. Война требует денег, и эти деньги мы можем взять только здесь на южном берегу.
Взгляд конунга вцепился в глаза племяннику в поисках искреннего понимания и преклонения перед волей старшего и, не найдя, вспыхнул яростью.
Еле сдержавшись, Рорик разочарованно оттолкнул от себя парня.
— Убирайся! Пойдешь со мной в Истигард. Гребцом без смены. Может кровавые пузыри на ладонях вразумят тебя лучше, чем я.
Ольгерд замешкался, понимая, если он сейчас уйдет, то все — его мечте конец, вернуть ничего уже будет нельзя. В голове замелькали лихорадочные мысли, слова, но все это было какое-то невнятное, понятное только ему одному и никому более. Говорить об этом было бессмысленно, и против слов Рорика его доводы ему самому казались детскими и беспомощными. Разум победил, и он, до хруста сжав челюсти, развернулся и выскочил из шатра, едва не сбив Озмуна у выхода. Тот, проводив взглядом даже не извинившегося Ольгерда, понимающе вздохнул и шагнул вовнутрь.
Встретив взгляд конунга, Озмун мрачно кивнул на опустившийся полог.
— Вижу, племянник то чудит? Что делать с ним будешь? Кабы не натворил чего?
Лишнее напоминание очевидного мгновенно вывело Рорика из себя.
— Ты еще лезешь не в свое дело⁈ Ничего, перебесится и успокоится. — Рубанув рукой словно отрезав, он рявкнул. — Посидит до Истигарда на веслах, охолонится.
Озмун молча пожал плечами, мол мое дело предупредить, а дальше как знаешь. Сейчас блажь Ольгерда его мало волновали, по-настоящему тревожило совсем другое: неожиданный союз с вендами, переселение и будущая война. Его взгляд, нацеленный на друга, словно бы спрашивал: «Не передумал? Если ввяжемся, обратного хода уже не будет».
Рорик, почувствовавший этот невысказанный вопрос, мгновенно успокоился, возвращаясь к рутинным делам.
— Ладьи спустили?
Озмун кивнул, и конунг удовлетворенно хлопнул друга по плечу.
— Хорошо! Сегодня же выходим в озеро. Гребцов вполовину, чтобы в обратный путь влезло все, что оставили в Истигарде. Гарнизон там держать не будем, людей и так мало, а очень скоро здесь нам понадобится каждый воин. Заберем десяток Тури Ингварсона, оставшихся рабов и все самое ценное. По окончании торгов сразу начнем ставить новый хольм. Рубить будем там, — он ткнул рукой на восток, — на крутом берегу. Торван поможет с людьми и лесом, а свадьбу мы с ним решили назначить на осень. Отгуляем и с первым снегом начнем войну. Сначала ударим по тонграм, а затем уж и с лесными вендами поговорим, если не образумятся.
Спокойная рассудительность и уверенность Рорика подействовали на Озмуна положительно, подавив не дающее ему покоя чувство тревоги. Усмехнувшись, он поправил длинный свисающий ус.
— Послушал, как меда хлебнул. В голове сразу все прояснилось. Вот умеешь ты, Рорик, все по полочкам разложить… — Не договорив, Озмун вдруг вспомнил, чего он, собственно, пришел. — Да, чего пришел то. Там народ тревожится. Ты бы вышел, рассказал что да как.
* * *
Вылетев из шатра, Ольгерд, не глядя, рванул вдоль берега. Глаза ни на что не смотрели, хотелось выть, а еще больше хотелось ввязаться в драку, так, чтобы до кровавых соплей, до хруста кости. Его несколько раз окликнули, но он пробежал, не отзываясь, боясь сорваться и наговорить лишнего. По инерции в голове еще крутились обрывки недавних фраз, голос Рорика и свои запоздалые аргументы в ответ. Одни и те же слова повторялись снова и снова, словно бы они могли помочь и изгнать из сердца чудовищную пустоту и тоску.
Лагерь остался за спиной, натоптанная тропа закончилась, и под ногами зашелестела высокая луговая трава. Еще несколько мгновений яростного бега и Ольгерд с трудом остановился на самом краю обрыва. Берег обрывался у кончиков сапог, резко уходя вниз желтым почти вертикальным песочным склоном. Перестав сдерживаться, Ольгерд вдруг заорал прямо в бескрайнее зеленое море, раскинувшееся по всему горизонту. Он кричал, выплескивая из себя ярость и безысходность, а в этот момент из глубины сознания всплыло красивое женское лицо.
— Они слишком ничтожны, чтобы понять тебя, мой мальчик. — Ласковый тон как всегда не вязался с абсолютно холодными ледяными глазами. — Эта девчонка мне не нравится, но я уважаю твой выбор. Никто не может забрать у моего мальчика то, что принадлежит ему, даже я!
— Прекрати! — Ольгерд вдруг сжался и оскалился как волчонок. — Прекрати, я не хочу этого слышать! Рорик — мой дядя, мой конунг! И он прав!
— В чем же? — Из неподвижных губ вылилось скептическое удивление, и Ольгерд рубанул рукой, убеждая в первую очередь самого себя.
— Да в том, что я не вправе думать только о себе. Я Хендрикс и обязан жить как Хендрикс!
Белое идеальное лицо надвинулось из тумана.
— Жить как Хендрикс, это как? Бегать на побегушках, подбирать объедки, или брать то, что хочешь, диктовать всем свою волю!
Слова демона будоражили, дергали за самые чувствительные нити, но тот подспудный смысл, что они несли, не нравился Ольгерду, от него за версту несло кровью и подлостью. Сжав кулаки, он попытался сбросить гипнотическое воздействие демона.
— Не Рорик пришел ко мне, это я прибежал к нему за помощью.
