Дверь в кабинет отца отворилась, и внезапно перед ним предстал судья, одетый в пижаму, домашние тапочки и халат. Том Ньюкист был рослым, массивным мужчиной. Со своими шестью футами и четырьмя дюймами он был на четыре дюйма выше своего единственного ребенка. Он выглядел внушительно — как в Шестом судебном округе, облаченный в судейскую мантию, так и дома, в махровом халате. В том, что Том еще не лег спать, не было ничего необычного. Он часто засиживался над работой допоздна, предпочитая тишину и уединение поздних вечерних часов дневной суете. Ему очень не нравилось, сели жена и сын по какой-то причине ложились спать позже обычного.
— Митчелл! Что стряслось?..
— Папа… — Его губы тряслись, а голос срывался. — Я должен тебе что-то рассказать.
— Ты босиком? Где ты был? Ты пьян?
— Нет! Папа, выслушай меня! Случилось что-то ужасное…
Отец сделал шаг вперед.
— Ты попал в аварию? Ты не пострадал? О чем ты думал, выезжая на дорогу в такую бурю!
— Папа! — повысил голос Митчелл. — Я был у Эбби. Я никуда не ездил! Послушай меня!
Непривычный к подобному тону, отец нахмурился.
— Первым делом переоденься. Ты должен согреться. А потом спускайся ко мне в кабинет. И постарайся не разбудить маму.
— Папа…
Митч шагнул к отцу, и это слово, произнесенное умоляющим тоном, повисло в воздухе. Его голос дрожал от нечеловеческих усилий говорить тихо и спокойно в последней попытке убедить отца выслушать его. Медленно выговаривая слова, он произнес:
— Ты помнишь… девушку, которая приходила убирать наш дом? Кажется, ее звали Сара. Она была не отсюда. То есть я хочу сказать, что она была из Франклина. — Так назывался крохотный городишко в двадцати пяти милях от Смолл-Плейнс. — Папа, она умерла. Я ее видел… Я видел…
Его рот отказывался произносить слова, которыми предстояло описать то, что он видел.
Глядя на побледневшее, растерянное лицо отца, Митч онемел, внезапно осознав всю чудовищность и неправдоподобность того, что хотел ему рассказать. «Давай же!» — мысленно кричал он самому себе и не мог этого сделать. Голос его предал, а мозг отказывался посылать команды. Он застыл от ужаса при мысли о том, какое впечатление эта новость произведет на отца. Речь шла о лучших друзьях судьи. И он собирался их… Что? Что он собирался сделать? На ум пришло слово «предать». Но это было не так. Он никого не предавал. Он всего лишь собирался рассказать о страшном происшествии, свидетелем которого стал совершенно случайно. Он не виноват в том, что они это сделали. Он не хотел этого видеть. Но, увидев, не мог промолчать. Что с того, что отец их друг? Кроме того, он судья. Митч должен был ему рассказать. Он это точно знал…
Отец нахмурился, словно столкнувшись с плохо подготовленной юридической документацией.
— Кто умер? Эта девушка попала в аварию? Что ты пытаешься мне рассказать?
— Сара… — повторил Митч и вдруг начал дрожать. Он не мог вспомнить ее фамилию. Он проклинал себя за то, что забыл ее фамилию. Стуча зубами, он выдавил из себя: — Я… не могу… говорить.
Отец не сдвинулся с места.
— П-подожди меня, хорошо? — прошептал Митч. — Я п-переоденусь и с-спущусь…
Он бросился к лестнице и побежал наверх.
* * *
Когда он спустился вниз, то не только был тепло одет, включая шерстяные носки, но и, пытаясь избавиться от дрожи, завернулся в одеяло. Сев на диван в кабинете отца, он подробно рассказал ему обо всем, чему стал свидетелем. Как и следовало ожидать, вначале отец ему не поверил.
— Прежде всего, — сурово спросил он, — что ты делал в клинике Квентина?
— Что?
Этот вопрос застал Митча врасплох. Прежде всего? Что за дурацкая формулировка? Неужели это самое главное? Какое это имеет значение? Кого это интересует? Неужели отец не понял, о чем ему только что сообщили? Погибла девушка. Человек, которого они знали, который работал у них в доме, умер! Услышав вопрос отца, Митч чуть не расхохотался, но вовремя остановился. Он никак не ожидал услышать что-то подобное, и его мозг буквально отключился. Он молчал, не в силах предложить ложь в ответ.
Оказалось, что у отца имеется длинный перечень возмущенных вопросов, которыми он принялся выстреливать в сына.
— Во-вторых, что ты вообще делал у них в доме так поздно вечером? И наконец, ты уверен, что тебе это все не почудилось? Я думаю, ты напился, Митчелл. Я подозреваю, что ты принимаешь наркотики.
Митч откинул голову назад и застонал.
— Митчелл!
«Это просто безумие какое-то!» — в отчаянии думал Митчелл. Он только что стал свидетелем варварского обращения с мертвым телом прекрасной девушки. И эти ужасные действия совершил один из лучших друзей судьи. Но отец не нашел ничего лучшего, как начать его воспитывать.
«С другой стороны, — размышлял он, пытаясь понять странную реакцию отца, — ну конечно…» Ведь эти люди так же дороги Тому Ньюкисту, как ему самому дороги Эбби и Рекс! Если бы отец начал рассказывать ему что-то подобное об Эбби и Рексе, он бы ему тоже не поверил. Во всяком случае, его первая реакция была бы в точности такой. Чтобы убедить его в правдивости своих слов, судье пришлось бы прибегнуть к чертовски серьезным доказательствам.
Митч даже изумился собственной способности рассуждать так здраво.
Все понятно. Придется начать сначала и рассказывать все очень медленно, как умственно отсталому человеку. Вообще-то судья отличался быстрым умом и мгновенными реакциями. Но сейчас он был не в суде. Речь шла не о преступлении, совершенном посторонними людьми. Это дело непосредственно затрагивало его интересы. Действия доктора шокировали даже Митча. Его мозг сопротивлялся поступающей информации. Стоило ли удивляться тому, что теперь тупость проявляет отец?
Митч обреченно вздохнул. Он понял, что придется рассказать все с самого начала. То есть с похода за презервативами. Рядом с диваном на столике стояла ваза с любимыми мятными конфетами его матери. Он взял бледно-желтый леденец и сунул его в рот, пытаясь выиграть хоть немного времени.
Проглотив конфету, он начал говорить.
Двадцать минут спустя, когда он окончил рассказ, дрожь била уже судью. Глядя на отца. Митч вдруг понял, как тот будет выглядеть, когда состарится.
— Боже мой, Митч, — прошептал судья. — Значит, это правда.
— Истинная правда, папа, — отозвался Митч и вынудил себя добавить: — Что нам теперь делать?
Отец вскинул голову. Признаки старости исчезли с его лица. Перед Митчем снова сидел крепкий и внушающий почтение судья Том Ньюкист.
— Я с этим разберусь, Митч. А ты ложись спать. Не вздумай ничего предпринимать, пока я тебе этого не позволю. — Его голос и выражение лица немного смягчились. — Попытайся заснуть.
Убедившись в том, что отец снял с его плеч ужасное бремя, приняв его на себя, Митч испытал огромное облегчение.
