ответное послание.
Бабочка, которую я так и не вернула к ее обычным размерам, обиженно уселась на мою подушку. Я понимала, что ей не терпится снова нормально полетать, но отправлять ее обратно мне не хотелось: какой-никакой собеседник, напоминающий о родных краях.
— Не дуйся, — шепнула виновато. — У нас есть дела поважнее!
Музыку внушения мы проходили пока лишь один семестр. Я знала пару мелодий навроде колыбельной или того соль мажорного марша, под который так лихо пел Рондар. Самые сложные и действенные произведения разучивали только на последнем курсе, и то очень выборочно. К примеру, приворотные элегии были в академии под строжайшим запретом, их даже аспирантам играть не разрешалось. На магию внушения, — будь то музыка или поэзия, — требовалась специальная лицензия, по закону ей могли пользоваться лишь феи определенных профессий. Дознаватели в фейгвардии, мозгоправы… Словом, мне до таких высот было еще карабкаться и карабкаться.
Однако же сейчас я искала не приворотную элегию, а наоборот, что-нибудь связанное с отторжением. Название вылетело из головы, но я точно помнила, что слышала нечто подобное. Была у нас в учебном оркестре одна фея… На валторне еще играла. И умница, и слух абсолютный, и до того талантливая… Но склонная к полноте. Бедняжка едва летала! И студенты над ней посмеивались, и сама она ужасно страдала.
— Я же все понимаю, — говорила она мне, чуть не плача. — Но вот увижу пирожные — и не могу остановиться, пока все не съем.
Вот тогда-то мы с девчонками и нашли это произведение. Музы, как же оно называлось-то… Не из классики, нет. Что-то блюзовое… Ну, конечно! Рапсодия в фа диез мажоре! Сложная, зараза, но как помогла! Наша пышка после этого вообще не могла есть сладкое. Ни кусочка!
— Представляете, вот смотрю на пирожное, а вижу какую-то болотную жижу с червями! — рассказывала она.
Всего за пару месяцев похудела чуть ли не в половину, от ухажеров отбою не было. Правда, потом Талея узнала о том, что мы без разрешения сыграли эту рапсодию, и следующие два месяца мы по очереди дежурили в столовой… Но это уже другая история. Главное — музыка внушения была мне по зубам, да и нужные ноты отыскались.
Из-за стены послышались звонкие переливы женского смеха, и я поняла, что нельзя терять ни секунды. Если сейчас Маиса сумеет отвлечь Рондара от меня, если даст ему то, на что я его так тщательно настраивала, то другого шанса остаться у меня может уже не быть.
Я пододвинула к себе один из сундуков и просунула ступню в ручку на крышке. Мне надо было создать как можно больше шума, чтобы заглушить звуки флейты. А поскольку руки были заняты инструментом, пришлось воспользоваться ногами. Приподняла крышку, хлопнула, как следует… Отлично! То, что надо. Играть рапсодию в сложной тональности, подспудно громыхая сундуком было, конечно, тяжко, но оно того стоило. Едва я выдала последнюю ноту и опустила флейту, жадно втянув ртом воздух после долгого пассажа, как до меня донесся вопль Рондара:
— Уйди, я сказал!
— Это все из-за шума… — начала Маиса, а потом, видно, понизила голос, потому что следующих слов я разобрать не смогла.
— Сейчас же! — проорал железный еще громче.
Ха! Жаль только, я никогда не узнаю, что именно увидел дракон вместо своей наложницы — болотную жижу с червяками или что-то еще позабористее.
Впрочем, злорадствовать было рано: я догадывалась, что просто так Рондар эту диверсию мне с рук не спустит. Главное — убедить его, что я не прибегла к помощи музыки, а просто устроила в комнате разнос от злости.
А потому я перво-наперво спрятала любимый инструмент на дно сундука с нотами, а сам сундук, кряхтя от натуги, задвинула за кровать. Затем окинула спальню беглым взглядом, прикидывая, как бы придать ей более разрушенный вид. Схватила тюк с обувью, мысленно попросив прощения у босоножек на каблучках, размахнулась и…
И, надо сказать, очень вовремя. Первая брошенная туфля ударилась о стену аккурат рядом с плечом железного. Я не поняла даже, когда он успел войти, — обычно Рондар появлялся с помпой, а теперь будто возник из воздуха.
— Где? — бросил он без лишних объяснений.
— Что — где? — спросила совершенно искренне.
— Флейта твоя где? Это ведь твоя работа? — и дракон двинулся на меня.
Вид у него был жутковатый. На лбу вздулась вена, правый глаз странно подергивался, на скулах ворочались желваки. Я невольно попятилась, пока не уперлась в спинку кровати.
— Ф-флейта? — пискнула на октаву выше своего обычного тона, а потом прокашлялась, возвращая голосовые связки на место. — Так ты же отобрал ее там, в зале. А что, что-то случилось?
Рондар схватил меня за руки и осмотрел ладони, словно я могла уменьшить инструмент до размера спички и спрятать его где-то между пальцами. Само собой, никакой флейты он там не обнаружил, и на лице его отразилось недоумение. Вот он, момент слабины! Дожми его, Эйлин, прижучь, да посильнее!
— Постой-ка, — картинно нахмурилась я и отдернула руки. — Ты потерял мою флейту?! Это самое ценное, что у меня есть! Все равно, что твой амулет!
— Какой амулет? — не понял железный.
— Яйцо твое двуединости! Где моя флейта, Рон?! — я сердито подбоченилась. — Сначала ты унижаешь меня, уходишь к другой, а теперь еще и это?! Нет, я никуда не улечу, пока ты не найдешь флейту! — и для пущего эффекта топнула ножкой.
— То есть это не ты… — окончательно сник Рондар. — Но почему тогда Маиса…
Я изо всех сил старалась не улыбаться во весь рот, но выходило скверно: стоило мне представить, как дракон в пылу страсти вдруг замечает, что его роскошная наложница смахивает на утопленницу недельной давности, а потом выпрыгивает из постели со скоростью юного кузнечика, меня тут же пробивало на смех. Пришлось отойти от дракона и оскорбленно отвернуться, чтобы он не видел мою довольную физиономию.
— Не произноси при мне ее имени! — буркнула я, сжимая губы. — Лучше пойдем в твою спальню, поищем флейту. Может, она закатилась, когда ты развлекался с этой женщиной?
Главное — чтобы сейчас Рондар позвал меня к себе. А там уж я снова примусь его соблазнять, и, поскольку идти ему будет уже не к кому, он-таки падет жертвой моих чар…
— Флейту ты в любом случае не получишь до самого отъезда, — огорошил меня железный. — А искать ее будут слуги.
— Но…
— Никаких «но». Я не верю тебе, розовая. Ни единому твоему слову! — От растерянности Рондара не осталось и следа, да и на очарованного моей красотой кавалера он уже ни капли не
