На столике в беспорядке бинты, резко пахнет разлитым лекарством.
– Вы постойте просто здесь, я сама, сама.
Я остановился в дверях.
Сестра зашла, быстро заговорила. Пациент дернул шеей, посмотрел на нее, на меня. Встал. Огромный, длинные руки, как у животного ленивца, стул в них, как игрушка. Все крупное – нос, уши, выпуклые глаза близоруко прищурены.
– Извините меня, доктор, – он принял меня за врача, потер длинные руки, ладони. – Что-то я никак не пойму, что здесь, – обвел глазами, как будто обхватил всю комнату.
Сестра усадила его с улыбкой, принялась за дело. Быстро и аккуратно делала перевязку. На виске у пациента ссадина. Рана посерьезней на затылке. Круглая голова, хорошо различимо небольшое пятно, невус. Ягодная розовая родинка за ухом.
– Ничего, ничего, пожалуйста, не крутите шеей.
Я рассматривал его, прислонившись к двери. Пижаму ему выдали от разных комплектов – видно, не нашлось такого большого размера. Он заметил мой взгляд. Виновато почти улыбнулся, скорее, поджал губы.
– Да вы не волнуйтесь, это я что-то… растерялся. Понимаете, доктор…
Сестра собрала бинты. Уходя, я еще раз на него оглянулся. Белая обмотанная голова, полосатая гора на кровати – он снова хмуро смотрел в окно.
Я вернулся к заполнению карточек. Но сосредоточиться не удавалось, пациент из последней палаты крутился в голове. Я бросил писать, вот перед глазами картина – сестра бинтует его голову. Проговорил вслух фразу для запоминания последовательности черепных нервов: обонятельный, зрительный. О Зиночка, голубка белокрылая, тебя одну лишь вижу я. Вижу я… Строчки помогали очистить голову. Пациент из последней палаты очевидно был мне знаком. Где-то я видел эту фигуру совсем недавно. И вот я вспомнил. «Агнесса, Нанберг она по мужу, взяла его фамилию, посмотрите». Определенно я видел его, когда говорил с этой женщиной в УГРО, Верой. Он совсем не похож на свое фото, но это не важно. Я натренировался по деталям – этот силуэт – крупный, почти великан – сутулится немного, форма головы – он! Бросил недопитый стакан, чай плеснул на незаполненные карточки, черт. Лифт в нижний этаж. В подвале сыро, кипятят белье – я нашел сестру, она сосредоточенно складывала простыни.
– Могу я у вас узнать о пациенте?
– Этот? Который сердится, с травмой? – она шевелила губами, считая вслух стопки простыней, – десять, двенадцать…
– Откуда он здесь?
– Привезли накануне вчера.
– А жена? С ним была молодая женщина?
– Нет, – удивленный взгляд. – Его подобрали у реки, в каком-то болотце, в камышах. Он совершенно в потерянном состоянии. Ничего не помнит. Его привезли сезонные рабочие. Оставили его нам и вот – уехали! Нет, там никого не было больше. Они поискали вокруг, думали отыскать его вещи. Нашли вроде бы пиджак или пальто. Но, может, вещь и не его. Нашли еще один ботинок. Обычный такой, знаете. А второго нет.
– У реки на берегу? Случайно, не рядом с портом? Или, может, ниже?
– Совсем нет. В другой стороне. Недалеко от станицы. Видно, ограбили его на берегу. Хотели спихнуть в воду или так бросили. Раздели. В крови весь. Постучали к нам, мы уговаривали везти в больницу. У нас же другое направление… но прочли слово «лечебница» и ни в какую. А он в таком состоянии, что было делать, взяли.
Получалось, его нашли совсем в другой стороне, далеко от пристани и гораздо выше по течению? Может, я все же ошибся, не тот.
– Расспрашиваем, что с ним случилось, говорит, не помнит. Очень нервничает, злится. Кричит.
– Злится?
– Ну да. Узнали только, что он сам из Армавира. Наверное, в Ростове был по делам. Документов при нем никаких.
– А почему из Армавира?
– Так он сказал. Город в карточке так и указан – четырнадцать, шестнадцать, – она продолжала считать стопки. – Мы хотели, кстати, говорить с вами, чтобы нам в милиции помогли разыскать его родных. Может, дали бы телеграмму в Армавир. Вы у профессора узнайте, он даст разрешение пациента хорошенько расспросить.
Армавир, что за ерунда. Неужели не он?
* * *
Профессор Рыдзюн, о котором говорила сестра, был примером человека выдающегося. Владелец «Электрической водной лечебницы» и ее же главный врач при старой власти, он сумел удержаться и при новой. Средства на клинику получил у старовера-купца, сестра которого якобы «тронулась умом» после потрясения. В любом случае одна палата действительно была закреплена за неким особенным пациентом. Оснащена клиника по последнему слову. Здесь занимаются лечением неврозов. Пациентам предлагаются гидроэлектрические процедуры. Есть отделения для душевнобольных и для нервных болезней, а еще «кабинет Теслы» – терапия электричеством. Кроме лечения водой и светом, применяется душ Шарко при истерии. Профессор состоял в тесной переписке с Берлинским институтом психоанализа. Для проведении экспертиз по поручению суда Рыдзюн не раз привлекался к работе следствия как эксперт в области психиатрии. Именно поэтому я познакомился с ним.
После семнадцатого года клиника расцвела необычайно. У всех без исключения были расстроены нервы. Новая власть поддерживала самые авангардые идеи, такие как теория омоложения организма при помощи переливания крови от молодых старикам. В испытаниях принимала участие даже сестра Ленина. Совнарком в Москве разрешил открыть Институт по изучению мозга и психической деятельности под руководством Бехтерева. Шли разговоры об организации «лаборатории сна». Умный и осторожный Рыдзюн (профессор Р.) при поддержке властей «выбил» в Ростове разрешение заняться не только механикой сна, но и теорией гипноза.
Работа в клинике мне подходила, и я не бросил своих дежурств, стараясь совмещать их со службой в милиции. Сам Р., на правах давнего знакомства, называл меня «товарищ сыщик». Временами разбирал при мне интереснейшие случаи, угощая красным от долгой заварки чаем, и любил порассуждать вслух о причинах преступных наклонностей. Профессор был немногим из тех, кто знал о моих трудностях с запоминанием лиц и страхе, что ситуация может ухудшиться.
Кабинет Р. был стратегически расположен так, чтобы он мог легко наблюдать за всеми, дверь он всегда держал открытой. Но самого профессора сейчас не было, я решил подождать и сел в кресло у стола. Над ним на блеклых обоях висела картина, неизбежная во всех клиниках такого пофиля: остров мертвых, заросший кипарисами, и перевозчик в саване – все явно к месту, избытку радости в клинике профессора взяться неоткуда. Наконец, продолжая отдавать какие-то указания на ходу, в кабинет вошел сам Р. Внешне он необычайно напоминал доктора Тульпа, изображенного на картине «Урок анатомии», – не хватало только широкого воротника. Впрочем, экстравагантная деталь все же имелась: профессор почти никогда не снимал очки с синими стеклами, утверждая, что его глаза болезненно реагируют на свет. Когда я изложил просьбу расспросить пациента из последней палаты, он оживился.
– Интересный случай. Вам,
