ветками омелы и со всей силы запускает ему в голову. Но в следующую секунду гнев сменился торжеством: они все-таки зацепили этого равнодушного индюка.
– Сегодня я совершенно свободна, – с вызовом добавила она. – С удовольствием с вами поужинаю, Артем.
– Отлично. Ваш телефон есть у моего помощника. Я позвоню и заеду в полвосьмого, хорошо? С нетерпением жду встречи!
И, отправив Никите полную победного ликования ухмылку, Ратмистров вышел из переговорной, на ходу попрощавшись. Осадчий, казалось, никак не отреагировал на звук захлопывающейся двери. Нечто в телефоне занимало его гораздо больше, чем все происходящее. Разочарованно выдохнув, Ева закрыла блокнот, сложила ноутбук и взяла с вешалки пальто:
– До свидания, Никита.
Тот даже не поднял головы.
В лифте девушка нажала на кнопку первого этажа, и створки плавно начали закрываться, но вдруг чья-то рука придержала дверь. Осадчий быстро зашел в кабину.
– А вы со всеми, у кого берете интервью, так любезничаете?
Ева замерла от неожиданности:
– Что, простите?
– Где ваша пресловутая журналистская этика? – Никита стоял так близко, что Ева могла разглядеть пульсирующую жилку у него на шее и небольшой шрам на губе.
– Там же, где и ваши хорошие манеры.
– Кто бы говорил о манерах! Вы чуть ли не вешались на этого мудака!
– Да вы нормальный вообще?! Сами пришли, мешали работать, а сейчас еще и Артема оскорбляете!
– Так он для вас уже Артем?!
– Он для всех Артем!
– И вы что, реально пойдете с ним ужинать?!
– Еще как пойду. И вообще, какое вам дело до моей личной жизни?!
– Мне? Абсолютно никакого!
Двое в тесной кабинке лифта стояли напротив друг друга, буравя взглядами. Казалось, еще немного – и полетят искры.
– Да вы!.. – начала было девушка, как вдруг Осадчий притянул ее к себе, положил руку на затылок, приблизил лицо к своему и впился губами в рот. Его язык бесцеремонно раздвинул ее губы, рука соскользнула на шею и настойчиво привлекла к себе. Ближе, еще ближе…
Тело Евы, поначалу напрягшееся, словно натянутая струна, начало отвечать на эти непрошеные, но такие пьянящие прикосновения. Мягкие теплые губы Никиты целовали ее с таким упоением и нетерпением, словно в этом мире, кроме них двоих, нет больше никого и ничего. По телу пробежала дрожь возбуждения. Сначала нерешительно, но затем все смелее и смелее она обхватила руками шею Никиты. В ответ раздался низкий, полный желания стон.
Лифт остановился с характерным звуком. Двери распахнулись. Пустой холл оказался единственным свидетелем поцелуя.
Внезапно Никита замер. Сжал губы, отвернул лицо, разомкнул объятья и шагнул назад, стараясь не смотреть Еве в глаза.
– Извините. Мне не стоило этого делать, – тихо произнес он и, не оглядываясь, поспешил прочь, едва не переходя на бег.
Ева оцепенела. В тишине опустевшего офиса она слышала только звук удаляющихся шагов и свое прерывистое, учащенное дыхание.
* * *
– …И я не могу понять, почему она не отвечает на сообщения. Кит, ты хоть слушаешь? – Валера Игнатьев остановился посреди своей огромной гостиной с бокалом в руке.
– Ты что-то сказал? – рассеянно произнес Никита.
– Уже двадцать минут про Веронику рассказываю, делюсь самым сокровенным, можно сказать, а ты – ноль внимания. Что с тобой сегодня?
– Все нормально, извини, задумался. Так что там с… Викой, ой, прости, с Вероникой?
– Ладно, проехали, вижу, тебе совсем неинтересно. Давай лучше про дела поговорим. Ты готов меня порадовать? – Валера многозначительно поднял бровь.
– Возможно. Помнишь мое условие?
– Да. Стас Калиновский. – Лицо Игнатьева посерьезнело. – Как ты узнал? Впрочем, неважно… С января он у нас не работает – уволен за харассмент.
– Прекрасно, – мрачно произнес Никита, даже не пряча яд в голосе.
– Так ты покупаешь долю?
– Придется, раз уж пообещал.
– Что-то не слышу радости в голосе.
– Тебе нужна радость? Или хочешь, чтобы я подписал документы?
– Эй, Кит, ты чего? – слегка обиженно протянул Валера.
– Прости, неудачный день. – Никита потер пальцами виски, словно пытаясь прогнать непрошеные мысли прочь. – Завтра возвращаюсь домой.
– В смысле? Я думал, вместе Новый год встретим, съездим к моим старикам, в теннис поиграем…
– Ты же знаешь, я больше по боксу, – усмехнулся Никита.
– Да я и сам не то чтобы великий игрок, это меня Ратмистров подсадил.
– Кто?! – Осадчий почти подпрыгнул в кресле.
– Артем, мой приятель по теннисному клубу, – продолжил Валера, даже не замечая, как друг зеленеет от злости. – Он, кстати, сегодня был в редакции, и я хотел вас познакомить, но ты куда-то пропал. Странно, что вы не пересеклись: Ратмистров приходил к Еве на интервью, а ты же с ней…
– Что я с ней? – ледяным тоном протянул Никита.
– Спокойно, я знаю, она тебе не нравится, но…
– Вот именно, она мне не нравится! И почему мне приходится… работать бок о бок с этой женщиной?! Она постоянно рядом со мной! Я не за этим сюда приехал!
Валя смотрел на друга растерянно, даже не понимая, как реагировать на внезапную вспышку гнева.
– Кит, успокойся. Ты же не думаешь, что я специально ее приставил, чтобы тебя злить?
– Да кто тут злится?! Мне на нее плевать! Твоя журналистка – последнее, о чем я думаю. – Никита и сам не понимал, что́ именно его зацепило, но остановиться уже не мог. – Хватит лезть мне в голову!
Совершенно сбитый с толку, Валера наблюдал, как впервые в жизни его лучший друг теряет самообладание из-за женщины.
* * *
– Никита Андреевич, приехали.
Осадчий вышел из черного Porsche. Сонный двор в спальном районе смотрел на него темными окнами многоэтажек. Вырезанные снежинки и безвкусные разноцветные гирлянды недвусмысленно намекали, что до Нового года осталось всего пара дней. Никита пристально всматривался в силуэты людей в окнах, словно ища кого-то.
Наконец достал телефон и замерзшими руками открыл список контактов. Набрал короткое имя в строке поиска и несколько минут смотрел на цифры, словно они могли дать ответ. Но холодный экран «альфы» не понял терзаний человека и равнодушно погас.
Никита вернулся в машину и хлопнул дверью с такой силой, что водитель подскочил от неожиданности.
– В аэропорт, – с мрачной решимостью отчеканил Осадчий.
Засыпающий зимний город проносился мимо. Здания, улицы и проспекты, когда-то видевшиеся такими высокими и впечатляющими, теперь казались до смешного крошечными и невзрачными. Никита почувствовал ненависть к этому городу, который забрал самое дорогое и взамен не дал ничего.
«Зачем я вообще сюда приехал? Отлично живу, уж точно не плачу, как сопливый школьник. Какого хера! За две недели совсем расклеился рядом с этой слезливой журналисткой. „Не будьте к себе слишком жестоки, бла-бла-бла“. Да что, блять, она обо мне знает?!
