другие дела.
– Ладно, Эд. Оставайся чистеньким. Но держи ухо востро.
– Хорошо, – сказал я.
После его ухода и все время спрашивал себя, почему я не согласился его сопровождать.
Вечером, когда я ужинал в кафе, я встретил Чарли, зазывалу из «живых картин». Я подсел к нему и небрежно спросил:
– Есть какие-нибудь новости о Рите? Он покачал головой:
– А откуда им взяться? – Он откусил кусок сандвича, медленно прожевал его и сказал: – Господи, она и не собирается возвращаться.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю, я предполагаю. Но я прав. Послушай меня, Эд!
– Я тебя слушаю.
– Забудь эту блондинку. Это в твоих же интересах. Ты хотел бы ее заполучить, но, уверяю тебя, не ты один сходишь по ней с ума. Только она ведь хочет денег. Здесь нет никого, кто был бы для нее достаточно богат. У меня есть для тебя идея: маленькое шапито собирается пригласить татуированную женщину. Ею стоит заняться. Во время бессонницы ты сможешь рассматривать картинки хоть всю ночь.
– Да, конечно, – сказал я. – Именно так я и сделаю. На следующий день, в среду, опять шел дождь. Дядя Эм отправил меня в город, и я успел посмотреть три фильма. В четверг после полудня слегка просветлело, но дела шли плохо. А к вечеру опять посыпал мелкий дождь. Мы не стали открывать балаган. А те, кто открылся, ничего не заработали.
От скуки я попытался поупражняться на тромбоне; но вместо музыки у меня получался визг и скрежет.
– Ради всего святого, прекрати, Эд! – взмолился дядя Эм.
– Да, я знаю, что играю отвратительно. Сейчас я его уберу.
– Я говорю не о тромбоне. Речь идет о тебе, Эд. Что, в конце концов, произошло? Ты не хочешь говорить?
– Думаю, что нет.
Он прекрасно знал причину моего настроения. Врать было бесполезно, но у меня не хватало духу сказать ему всю правду.
– Малыш, я не могу видеть, как детеныши молча страдают, – сказал он. – Кубышка у нас полна. Надевай свой праздничный костюм. Ты в нем похож на юного киногероя. Выпроси у меня двадцать долларов, а потом можешь уйти куда-нибудь и напиться. Если ты вываляешь свой костюм в грязи, я не буду в претензии.
– Я не могу вываляться в грязи, – ответил я. – И не могу напиться пьяным, это мне не поможет.
Он вздохнул:
– Этого я и боялся. Я думал, что хватит двадцати долларов. Но вижу, что придется пожертвовать сто.
Он не шутил. Вытащив пачку денег, он начал отсчитывать бумажки, откладывая их на кушетку. Банкноты в пять, десять, даже двадцать долларов. Когда в кучке набралось сто долларов, он остановился.
– Этого хватит?
– А зачем мне столько? Тут он взорвался:
– Ты сам знаешь зачем! Ты должен узнать, что произошло, и как-то выкарабкаться из этой истории. Но возьми себя в руки! Поезд отходит вечером, ты еще можешь успеть.
– Ты хочешь сказать, что я должен поехать в Индианаполис?
Он фыркнул:
– Можешь поехать хоть на Марс – с пересадкой в Патагонии.
Он поднялся и вышел, оставив деньги на кушетке.
Какое-то время я тупо разглядывал денежную кучу, а потом засунул их в портмоне. Вместе с теми, что у меня оставались, я располагал суммой в сто двадцать два доллара. Никогда в жизни у меня не было столько наличных денег. Я чувствовал себя просто богачом.
Я начал медленно одеваться. Но потом сообразил, что, не зная, когда отправляется поезд, могу опоздать, – и заспешил как сумасшедший. Я не знал также, сколько продлится мое путешествие и какая одежда может мне понадобиться. Поэтому я побросал в чемодан без разбора рубашки, носки и все, что попалось под руку.
Дядя Эм наверняка отправился в игорную палатку. Ему не понравилось бы, если бы я пошел туда прощаться на людях. Поэтому я черкнул ему несколько строк:
«Чертовски благодарен. Буду держать тебя в курсе». И приколол записку к его подушке.
Я ушел с ярмарки, них кем не попрощавшись. Мне так не терпелось поскорее попасть на вокзал, что я прыгнул в такси. Но когда я туда приехал, обнаружилось, что до отхода поезда оставалось еще целых два часа.
Благополучно сев на поезд, я начал размышлять над сложившейся ситуацией. Можно было действовать в трех направлениях: больницы, газеты, полиция. Если в прошлую пятницу действительно произошел несчастный случай, в результате которого пострадал некто по фамилии Вейман, я мог бы узнать о нем из одного из этих источников. Но обращение в полицию было крайней мерой: мне пришлось бы слишком много объяснять.
Было почти два часа ночи, когда я сошел с поезда. Вокзальный газетный киоск был открыт, но там не осталось старых номеров местных газет. Я разменял один доллар и направился к телефонной кабине. В телефонном справочнике Говард Вейман отсутствовал. Вообще-то я не очень надеялся его там найти. По описанию Хоги, Вейман был старым бедным вдовцом; вряд ли у него на квартире был телефон, зарегистрированный на его имя. Он был из тех, кто жил в меблированных комнатах или дешевых гостиничных номерах.
Количество больниц привело меня в отчаяние. Мне хотелось что-то предпринять, прежде чем я начну обходить их все по порядку. Я решил позвонить в госпиталь «Скорой помощи»: мне казалось, что там у меня было больше шансов найти того, кого я искал.
– Вейман у нас не значится, – ответил мне женский голос.
– Но может быть, он уже выписался. Его должны были доставить в прошлую пятницу после автомобильной катастрофы. Посмотрите, если вас не затруднит…
– Подождите минутку, пожалуйста!
Я довольно долго ждал у аппарата, но наконец голос ответил:
– Действительно, в прошлую пятницу к нам привозили некоего Говарда Веймана. Но в воскресенье его перевели в частную клинику «Пайнлоун-госпиталь».
– Спасибо. Я правильно понял, кто-то позаботился о его переводе в частную клинику?
– Вероятно, так оно и есть. Мы занимаемся исключительно срочными случаями. Как только пациент становится транспортабельным, мы рекомендуем госпитализацию в другую больницу, если это возможно.
Тогда я спросил:
– Этим переводом занималась его дочь? Голос в трубке на какое-то мгновение заколебался. Тогда я поспешил добавить:
– Я ее друг, но я нездешний. Единственный способ связаться е нею- это найти ее отца.
Моя собеседница, видимо, решила, что ничем не рискует. Она сказала:
– Согласно картотеке, делами занималась некая Рита Вейман. Она не упоминала об их родственных связях и не оставила адреса. Возможно, ее адрес имеется в «Пайнлоун-госпиталь».
– Большое спасибо, – сказал я.
У меня оставалось девятнадцать монеток по пять
