К полудню все было кончено. Догорая, шли на дно последние узконосые ладьи горцев; плотов же на реке и вовсе не было видно. А от южного берега Кобана отступали к горам уцелевшие после яростной сечи зихи... Они понесли большие потери в схватке с кипчаками — но перебили всех половцев до единого, по воле Гаюка переправившихся на южный берег. И сын Угэдэя ясно понял, что горцы — отнюдь не трусы. И что его ждёт упорная, кровопролитная борьба в стране зихов...
Касожский волк нанёс первый удар, заставив себя уважать! И потому весь оставшийся день стучали в лесной пойме Кобана топоры бродников-орусутов, сколачивающих вдвое большее число новых плотов. А мастера осадного дела из далёкого Китая разворачивали на северном берегу реки мощные камнеметы...
Во второй раз Гаюк не позволит врагу так просто истребить своих нукеров на переправе!
Глава 8
...- Пеших лучников вывести вперёд, в первую линию — да прикрыть их рогатками, чтобы конному копьем в лоб с разгона не протаранить. И железных рогулек перед ними рассыпать — на том расстоянии, откуда поганые с коней начинают бить из луков своих тугих, составных, закрутив «хороводы». И тогда, как только приблизятся татары к нашим лучникам, так с лошадей на землю и шипы полетят они мигом... Да каждому лучнику пару — воя с ростовым червленным щитом, от вражеских срезней укрыть. Оставшимся же пешцам щиты плотно сцепить, да в "ежа" сбиться позади стрелков, выставив перед собой колья да копья. А ратников с рогатинами и вовсе впереди прочих ставить. У оружия их толстые древки да широкие наконечники; в землю их упереть, да к лошадям вражеским склонить, на грудь животин нацелив — ни один ворог в первой волне не прорвется! И вот, считай, уже весь большой полк посередке стеной встал, не дастся ворогу! А на крыльях — и полк правой, и левой руки из дружинников княжьих собрать, кто из них верхом. Да прикрыть гридей конными лучниками из порубежников да черниговских ковуев, коли пойдут они за князем Мстиславом Глебовичем...
Одобрительно улыбнувшись, я согласно кивнул Микуле, вслух рассуждающему о будущей сече с Батыем. Особенно мне понравилось предложение северянина о том, чтобы выставить впереди прочих пешцев воинов с тяжелыми рогатинами. Сам того не зная, порубежник копировал тактику ромейских стратигов времен расцвета Македонской династии, когда в первую линию ополченцев-скутатов выводили менавлитов. Последние, хорошо защищенные вои с тяжелыми и массивными, пусть и короткими копьями-менавлами с широкими наконечниками, склоняли их навстречу всадникам врага, эффективно гася первый, самый тяжелый натиск арабской или норманнской конницы…
А в следующий миг когг Бруно из Любека в очередной раз ощутимо качнуло на волнах — качка к вечеру заметно усилилась — и я едва удержал стон боли. Левое плечо прострелило практически столь же чувствительно, как и во время ранения! А тут ещё узкий, неудобный топчан со старым тюфяком, из которого во все стороны лезет сено... Располагается мое «ложе» в крошечной каюте в кормовой надстройке корабля, отдалённо напомнившей мне старый плацкарт из девяностых годов двадцатого столетия. Удобств минимум, только две условных (сильно условных!) кроватей у стенок — и крошечный стол между ними. Окон нет, свет — едва мерцающая лампада, освещающая впрочем, чуть ли не все помещение. До того оно крошечно!
Но нам, как говорится, не привыкать и не выбирать. По крайней мере, заново собрав команду, Бруно действительно вернул оружие и деньги северянина, обеспечивает нас едой с собственного стола: уже зачерствевшим, зато не плесневым и не червивым хлебом, кисловатым вином, пересушенным вяленым мясом, сыром — сильно на любителя, но, задержав дыхание, есть можно, а также... А собственно, и все. Но хотя бы не голодаем!
Ну, и не стоит забывать, что тогда, в Ревеле, торговый гость действительно оперативно нашел лекаря. Толкового кстати, малого, сумевшего аккуратно (конечно, всё относительно!) вытащить болт из плеча, обработать края раны каким-то крепким спиртным и затворить её прижиганием. Ожог он также обработал какими-то мазями (и они ведь даже неплохо пахнут!), передав требуемый запас Микуле. Так что за несколько дней пути по все ещё волнующемуся Балтийскому (виноват, Варяжскому!) морю я действительно сумел оправиться. Причём в этот раз — без горячки и последующего за ней тяжелого восстановления...
— Всё ты говоришь верно, друг мой. Вот только на месте Батыя я не стал бы трогать большой полк в начале боя. Вместо этого всех своих стрелков я бы бросил на крылья русской рати... Наших конных лучников поганые просто задавят числом — а вот дальше возьмутся и за жеребцов гридей... Отогнать лучников вражьих конечно можно, даже догнать их на коротком рывке и задние ряды порубать! Да только татарам ведь того и ждут... Пока дружинники вперёд вырвутся, пока кони их устанут и замедлятся, тут как тут монгольские тяжёлые всадники и ударят! Как на Калке, как в Котманской долине в Грузии... А после, так или иначе разобравшись со всадниками на крыльях, поганые обойдут пешцев, зайдут к ним со спины, окружат да перестреляют... Ведь у Батыя в Булгарии, коли дать ему объединиться с Шибаном, выйдет под три, а то и четыре тумена — если татары успеют согнать булгар под свои знамена. И это практически все всадники. А у нас же…
Сделав крошечную паузу, я продолжил:
— Давай считать. У Юрия Ингваревича дай Бог, тысяч восемь воев наберётся после зимы. Да и то всех брать с собой нельзя — как можно княжество без защиты оставить? По крайней мере, со стороны Пронска! К тому же добрая половина рати — ополченцы. И чтобы зимой голода не было, мужиков на земле придется оставить, итак число пахарей вдвое уменьшилось… Мстислав же Глебович, коли и откликнется на призыв и приведёт свою дружину — то ведь только Новгорода-Северского. Может, к нему и присоединятся иных князья, и ковуи дадут всадников — но опять же, далеко не всех. Тысячи три от силы у Мстислава наберется, если пять — великая удача! Да три тысячи владимирских ратников, что наш базилевс отправил на юг — так и их половину считай, потребно оставить в Муроме да Рязани... Вот и получается, что Юрий Ингваревич может со стороны Мурома по Булгару ударить ратью в восемь, самое большое десять тысяч воев.
Вновь ненадолго прервавшись, раздражённо поелозив по сползающему с лавки тюфяку, пытаясь при этом устроиться поудобнее, я продолжил:
— Владимирская, Суздальская, Ростовская, Московская, Переславльская, Ярославльская да Белоозерская рати объединившись, могут выставить и до пятнадцати тысяч воев. Но собирать ополчение окрестных весей долго — и в бою простые лесорубы и землепашцы будет куда слабее наших порубежников, на границе со степью выросших. Да едва ли не поголовно конными на брань идущих, с луками, щитами и саблями. Стоит ли их гнать в Булгар? Не думаю, что это хорошая идея, учитывая, опять-таки грядущую посевную... А значит что? Значит, десять тысяч, с учётом того, что в поход отправятся самые боевые да горячие... К ним присоединится личная дружина базилевса, сейчас под Торжком брата меньшого ожидающего — две тысячи отборных конных воев. Да ещё тысяч пять сможет дать в общий поход Новгород. Это с учётом того, что Ярослав Всеволодович соберёт и собственных гридей, и дружины бояр новгородских, и стрелков с самострелами, и лучших ратников тысячного полка — воев в бронях, с мечами да секирами... Но ведь на круг все одной выйдет не более семнадцати тысяч относительно подвижного войска. Впрочем, по-первости эта рать схватиться с туменом Шибана, воюющего с инязором Пургасом — и сил базилевсу должно хватить с лихвой, да... А вот Нижнем Новгороде, как и в Муроме, от которых мы и начнём вторжение в Булгар, потребно оставить сильные гарнизоны из более-менее боеспособных ополченцев. При необходимости восполним ими потери... Или, в случае неудачи обоих Юриев, они собой закроют ворогу путь вглубь Руси…
