несколько экипажей. Поль вспомнил, как и сам он когда-то начинал субботний день с фужера-другого шампанского и стерляди «брезе о шампань» в этих просторных залах.
Князь расплатился с извозчиком, втянул голову в плечи и, озираясь, пошёл к зданию напротив. Площадь, как назло, кишела народом.
«И чего они все смотрят на меня?» – думал Поль, встречая на себе внимательные, как казалось ему, взгляды.
Ему на секунду почудилось, что всем всё известно. И про погоню, и про Дюпре, и про его ночной сон. И стоит лишь оступиться, как они оставят притворство, и набросятся, и схватят его.
«Но я же ничего не сделал, – скулил про себя князь. – Чего-чего, а смерти старухи я точно не желал. Ведь я первейший от этого проиграл! Я просто хотел заполучить перстень».
Площадь кончилась, и Поль упёрся в угол жёлтого здания. Рядом курили две припухшие проститутки. Они, видимо, только что закончили смену, и Поль их не интересовал. Князь обошёл их и нырнул в неприметный подвал с синей вывеской. Там располагался трактир, в котором князь и встретил впервые «председателя всех обществ» и по совместительству своего подельника Жоржа Безобразова.
Князь, как никто другой, понимал, что если полиция найдёт Жоржа быстрее него, то не видать князю ни перстня, ни, возможно, собственной свободы. В показаниях первым делом всплывёт его имя. А теперь, когда его видели на месте преступления… Но всё ещё можно было повернуть в свою пользу.
Поль спустился по двум расплывшимся ступенькам и отворил узкую дверь.
Изнутри на него вместе с хохотом, криками и звуками музыки вывалились два пьяных попа, которые, вцепившись друг другу в седые волоса, спорили, как понял князь, о том, кому из них милее некая Манька.
Поль шагнул внутрь. Его окутал знакомый сложносочинённый аромат, основу которого составлял сладковатый кирзовый перегар, подпитанный могильной сыростью и человеческой вонью. В центре аромата витал прогорклый кухонный чад, а по верхам гуляли табак и приторно-сладкое амбре копеечных духов.
Место это недаром называлось в народе «адом». В прокуренной полутьме, за длинными деревянными столами сидели, казалось, настоящие черти. Они гоготали, били кружками об стол, перекрикивались и били друг друга. Сквозь этот хохот, ор и грохот прорезался мерзкий стон фальшивого оркестриона. В противоположном углу пели под аккомпанемент рваного бубна несколько расхлёстанных солдат. В углу два старичка, явно сиделых, смиренно играли в кости.
В глубине зала блестели глазами длинноволосые студенты с щучьими лицами и в серых шинелях. Они молча выпивали, не чокаясь, будто за чей-то упокой.
Появления Поля никто из присутствующих не заметил. Лишь два мужика недобро посветили на него свежими фингалами. Судя по тому, как задушевно они обнимались, именно они их друг другу и поставили.
Князь продрался сквозь дым и столпотворение к стойке.
Дородный ярославец с битой рожей, похожий больше на мясника, чем на полового, узнал князя и кивком головы пригласил за шторку.
Поль спустился во внутренний зал трактира, который здесь звался «преисподней». «Преисподняя» представляла из себя закопчённый узкий коридор, по бокам которого светились отдельные комнатушки.
По сравнению с основным залом здесь было почти тихо. Внутри комнатушек усталые воры и жулики метали банк на ночную добычу. Лишь марухи, сидящие у них на коленях, изредка обозначали гоготом победу своего фартового.
Поль прошёл по вытертому коврику, усыпанному опилками, и услышал знакомый смех. Он завернул в последнюю слева комнатушку и нашёл его.
Жорж Безобразов, с лохматой, как разворошённый вилами стог, головой покачивался на лавке и рассказывал что-то пивной кружке. Кружка, по-видимому, не отвечала, потому что Жорж зарычал и вдарил ею со всей силы об стол. Пена выпрыгнула через край и залила грязные доски.
Князь, ни слова не говоря, опустился на лавку напротив.
Жорж поднял мутный, ничего не понимающий взгляд. Из-под распахнутой женской шубы виднелась сорочка. Поль, к неудовольствию своему, заметил на ней следы кровавых отпечатков.
– Князь! – взревел Жорж. – Какая честь! Челаэк! Челаэк!
У стола появился половой, причём куда более утончённый, чем мясник наверху.
– Графин водки за счёт вашей светлости. И огурцов! Непременно огурчиков!
Половой кивнул и скрылся, но уже через мгновение появился вновь. На этот раз с потным графином, двумя хрустальными рюмками и блюдечком солёных огурцов на подносе. Он проворно налил и молча удалился.
Жорж выдохнул и опрокинул одну рюмку, потом вторую, крякнул, занюхал рукавом шубы, запил пивом и заел крючковатым толстозадым огурцом.
– Огурцы советую, – сказал он, оплёвывая Поля рассолом. – Не пожалеете.
– Где перстень, скотина ты пьяная? – прошипел князь, озираясь.
Жорж перестал жевать, вздохнул, выплюнул остатки огурца в полупустую пивную кружку, отлил из графина щедро водки и залпом выпил получившуюся смесь. Некоторое время он сидел, склонившись над столом. Тело его неровно содрогалось.
– Где перстень? Тебя или нет я спрашиваю!
– Позвольте! Позвольте! – запротестовал Жорж перехваченным голосом. – Не будет ли лишним узнать для начала, где мои, так сказать, честно заработанные? Вы мне, сударь, денег должны. По договору!
– Ты зачем старуху убил, мерзавец? Ни о чём таком мы не договаривались!
Поль старался говорить тише, но краем глаза уже заметил, что из-за соседних клетушек на них начали глазеть.
Жорж прыснул смехом, затрясся и пьяно расхохотался. Но затем голос его надломился, сам он рухнул лицом вниз на стол, и смех превратился в рыдания.
– Не убивал, клянусь! Христом Богом Спасителем, сыном Божьим клянусь. Пальцем не тронул!
Князь поморщился:
– По дороге на каторгу расскажешь. И про сына Божьего, и про палец.
Жорж поднял на князя заплаканное лицо, выпрямился и вытер сопли рукавом.
– Вечно вы, князь, портите праздник. Я тут без вас лучше время проводил. Вон, шубу выиграл! – Он похлопал грязными руками по шубе. – Везло сегодня чрезвычайно, хоть и выпимши. Вот и ещё давайте выпьем! Выпьем за упокой души.
Он наполнил рюмки. Не чокаясь, выпили. Водка обожгла горло и огнём пролилась по пищеводу Поля.
Жорж перегнулся через стол и зашептал, обжигая лицо князя перегаром:
– Не убивал я старуху, князь. Не убивал. Проснулся с утра, а она уже мертва. Только я вот что скажу, князь, чертовщина тут замешана.
– Какая такая чертовщина?
– Будто сам не свой я был. Помню, холод собачий, а я на себя будто со стороны смотрю. И этот запах. Такой запах, князь, ни с чем не перепутаешь. Запах смерти. Мы на каторге, князь, этим запахом дышали.
Поль ослабил галстук. Ему вдруг стало дурно.
– Расскажешь тоже…
Жорж вдруг схватил князя за запястье и притянул к себе:
– Ни в чём я не был уверен так, как в том, что сейчас рассказываю.
