к тем или иным своим наброскам, – промолвил Сергей Дмитриевич, слегка поправляя светлую шляпу на голове.
– Чтобы разгадать один из ребусов, граф, я специально пригласила вас ехать в Тотьму. Ваше сиятельство, почему же все-таки Тотьма? – с интересом спросила собеседница.
– А Вы внимательно читали следственное дело по Угличу? Там слишком много фамилий тотемских выходцев. Вряд ли это было случайностью… Например – Огурцов – фамилия тотемская. Она встречается и в писцовых книгах, и в купчих… – отвечал Сергей Дмитриевич.
– Огурцов – это тот самый «вдовый поп Федор Огурец», который «бухнул в колокол соборный», то есть первым ударил в набат в Угличе майским днем 1591 года? – вновь спросила дама.
– Да. А вот и его показания из Следственного дела: «Как царевича не стало, а он в те поры был дома… и как он, Огурец, прибежал к церкви, к Спасу, к нему навстречу бежит стряпчий кормового двора Суббота Протопопов, велел ему у Спаса в колокол звонити, да ударил его в шею… а сказал, что ему велела звонить царица Марья…» Какая предусмотрительность со стороны женщины только что потерявшей сына! – с лёгкой иронией подметил граф.
– Невероятно! Убийственная логика, – восхитилась собеседница. – Судя по всему, царица Мария была женщиной с сильным характером, проявления которого иной раз бывали, мягко говоря, неуместными. В одной из Ваших работ я прочитала, что она, услышав истошные крики и выбежав из терема, схватила полено и начала лупить Василису Волохову, вместо того, чтобы броситься к ребенку!
– О, этот майский день в Угличе таит много загадок… Взять хотя бы слова, которыми говорят свидетели о происшествии: кормилица сказала – «не уберегла»; тот самый Огурец – «не стало»; только Андрей Нагой прямо заявляет – «убили», – констатировал Сергей Дмитриевич.
– Граф, и все-таки, зачем надо было отправлять Огурца на колокольню? – после минутного раздумья задала вопрос дама.
– Ведь это же очевидно! Отвлечь от площади, где лежал убитый. Кстати, 15 мая много детей погибло в общей свалке и кровопролитии. Это «избиение младенцев» скрывает след ребенка, на которого указывали, как на погибшего царевича… – промолвил Сергей Дмитриевич и перекрестился.
– Боже мой! Какая страшная беда случилась в Угличе! – также крестясь, промолвила дама. – А что еще можно «выудить» из Писцовых книг? Что может дать этот источник, только фамилию и род занятий?
– Позволю себе напомнить Вам… Род занятий дает богатую пищу для размышлений. Вот, жители Тотьмы – Меншиковы из поколения в поколение были «сытниками». Что это значит? А то, что заготовленные в северных областях съестные припасы они отправляли в крупные города, в том числе и в Москву. А это, в свою очередь, означает, что путь от Архангельска до Москвы был им хорошо знаком! Разве это не наводит на размышления? – заметил Сергей Дмитриевич.
Тем временем пролётка выехала на развилку двух дорог. Кучер остановил на минуту-другую лошадей, как бы вспоминая в какую сторону ехать…
– Что, братец, дороги не помнишь? – спросил граф.
– Не упомню, простите, барин, – отвечал мужик.
– Бери правее! – велел Сергей Дмитриевич.
Кучер тронул лошадей вожжами, и пролётка снова покатилась по наезженной лесной дороге…
* * *
После совета в Сийском монастыре летом 1591 года старцы и священство решили отправить таинственного высокородного отрока и лишь троих человек из его окружения уже не посуху, а речным путём на берег Студёного моря в малоизвестную, но хорошо укрытую и укреплённую Чирцову пустынь. Пустынь та угнездилась на берегу Мезенского залива близ устья реки Мезени.
Сийский монастырь выделил для путешественников самый лучший дощаник с парусом и предоставил для сопровождения и управления ладьёй шесть человек из монахов и трудников – людей опытных и хорошо знавших речное и морское хождение. На восьмой день, пребывания в монастыре, когда ладья была уже хорошо просмолена и нагружена разным припасом и тёплой одеждой, путешественники тронулись на вёслах вниз по реке Двине. Утром, на второй день хода, дощаник с отроком и его людьми прошёл Волочёк, а к вечеру следующего дня был уже на Усть-Пинеге. Здесь монахи-мореходы завели ладью в реку Пинегу, и пошли по ней до реки Кулой. По Пинеге и по Кулою шли они на вёслах семь дней до Мезенского залива Белого моря. Затем мореходы вывели ладью уже под парусом на воды Лукоморья[16] и привели её к устью реки Мезень, где стояла Чирцова пустынь. Близ Чирцовой пустыни Вася Недорезов на время распрощался со отроком и его спутниками. Уже в Чирцовой пустыни, пропали, не простившись, словно испарились, слуги Юрий Петров Огурец и Власий Меншиков, сопровождавшие отрока вместе с Недорезовым от самого Углича. Так высокородный отрок оказался на берегу Белого моря, где ему предстояло расти и учиться несколько лет под бдительным присмотром монахов и старцев.
Но с приходом осени Вася Недорезов объявился в пустыни, и упросил монахов показать отроку, как бьют рыбу острогой. Монахи дали добро, разрешив отпустить мальчика с Васькой, с одним из старцев, и двумя трудниками. Однажды вечером отрока привезли на берег Кулоя к одной из тихих заводей и показали, как идёт «лучение».
Охота с острогой начинается осенью, когда обычными способами рыба ловится плохо, а то и вовсе не даёт себя поймать. Водоросли, буйно растущие летом на дне реки или водоема, уже полностью ложатся на дно осенью, и вода становиться исключительно чистой и прозрачной. С давних пор занимались «лучением», как рыбаки, так и охотники, которым короткие осенние дни не позволяли вволю бродить по лугам и болотам. «Лучение рыбы» – старый способ охоты, связанный с ловкостью, умением и рачительностью охотника. Три непременных условия для успешной охоты с острогой это – тёмный безлунный вечер или ночь, чистая прозрачная вода, что чаще всего встречается на озерах, старицах, затонах или заводях рек со стоячей или медленно протекающей водой, и совершенно тихая погода. Время идеально соответствующее всем этим условиям на Севере – сентябрь – начало октября месяца. Лодка должна быть с глубокой осадкой, но легка, вертлява, и хорошо послушна веслу. Главным орудием в этой охоте является острога, а вернее даже две.
Рожон (наконечник) остроги ковался из доброго метала, имел от пяти до семи зубьев с жалами на концах, как у рыболовных крючков. Насаживался он на деревянное сухое и легкое древко – обычно березовое. На другом конце древка остроги крепилось металлическое кольцо, куда продевалась крепкая бечева, что привязывалась к лодке. Как правило на охоту, брали две остроги. Одна острога имела длину около двух саженей, другая – и того более. На корме лодки устанавливали железную решетку, где разводили костер,
