на одном катке с тренерами, которые готовят профессиональных спортсменов, появляться нельзя. И зарплаты меня лишили, и стипендий олимпийской чемпионки, так что моя спортивная карьера закончилась.
– Но из четырех лет два года уже прошли, – горячо сказала Саша. – И оставшиеся два быстро пролетят.
– Ну что ты, – усмехнулась девушка. – Два года самостоятельно поддерживать форму без тренеров, сохранять прыгучесть, выполнять сложные элементы, чтобы потом вернуться и побеждать, – невозможно. Это просто из разряда фантастики. Так что буду пробовать себя в чем-нибудь другом. Я бы хотела быть актрисой или телеведущей. Учиться пойду. А еще меня Тамара Канавка в свое шоу пригласила. Оно частное, поэтому кататься там мне не запрещено. Есть-то что-то надо, а я больше ничего пока не умею, только скользить по льду.
– А у меня сестра моей мамы мечтает дочку на фигурное катание отдать. Только пока не получается.
– А сколько ей лет?
– Скоро четыре.
– Фигурное катание – прекрасный вид спорта. Самый лучший. Так что я желаю твоей сестричке, чтобы у нее все получилось. Пойдем? Перерыв заканчивается.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Саша и вдруг спохватилась: – А можно с тобой сфотографироваться? В блог выложу фотку и всем подписчикам расскажу, какая ты замечательная.
– Конечно, – легко согласилась Забреева. – И еще давай телефонами обменяемся, если ты не против.
Разумеется, Саша была только за. Вернувшись с записи программы домой, она хотела поделиться с Фомой своей нечеловеческой удачей, но того не было дома. Немного подумав, Саша набрала номер матери.
– Мам, ты ни за что не угадаешь, с кем я сегодня познакомилась! С Аэлитой Забреевой. Мам, я в нее просто влюбилась. Она такая классная. Мы с ней поболтали, сфотографировались и даже телефонами обменялись. У меня теперь есть знакомая олимпийская чемпионка, с ума сойти.
– Вот и хорошо, – сказала мама. Голос ее звучал как-то странно, как будто она не очень-то вслушивалась в то, что говорит дочь, явно думала о чем-то другом. – Слушай, Сашка, если ты такая шустрая, что сумела подружиться с Забреевой, так, может, поможешь своей непутевой тетке показать Настюшу Ксении Церцвадзе. У них официальный набор в школу закончился, а Натка мне уже всю плешь проела, так хочет показать девочку знаменитому тренеру. Я обещала что-нибудь придумать, но у меня никаких выходов туда нет.
– Но им же вроде уже два тренера сказали, что у Насти природных данных нет. Мне, признаться, как-то неудобно.
– А третий тренер готов Настю взять, только Натке хочется, чтобы из ее дочки Церцвадзе звезду делала. Они же не просят ничего особенного. Пусть посмотрит и вынесет свой вердикт. Нет, так нет.
Признаться, после всего того, что Саша услышала в студии, она не считала правильным отдавать Настю именно в школу фигурного катания. От этого жестокого мира, в котором травили талантливых девочек и ели поедом друг друга, словно пауки в банке, стоило держаться подальше, но, зная Натку, можно было не сомневаться, что та все равно не остановится.
Кроме того, просьба о помощи – хороший повод продолжить общение с Аэлитой. Именно поэтому назавтра Александра Кузнецова набрала оставленный ей номер. Забреева сразу ее узнала и охотно согласилась помочь. А еще через два дня Саша отправилась сопровождать тетку и двоюродную сестру на просмотр к Ксении Церцвадзе в школу фигурного катания «Хрустальный конек».
* * *
Все мои анализы и скрининги оказались хорошими. Ни мне, ни моему малышу ничего не угрожало. Когда Эппельбаум рассказал мне об этом, у меня просто камень с плеч свалился. Как же хорошо, что Тамара Тимофеевна нашла мне эту клинику, а то в женской консультации меня так сильно запугали, что я чуть в невротичку не превратилась.
На обследования ушло много времени, так что срок моей беременности приближался к двадцати четырем неделям. Еще месяц, и можно уходить в декрет. Как оставить работу, я не очень представляла. Теперь, когда я успокоилась по поводу здоровья ребенка, все мои мысли были заняты именно этим, и не сказать, что они были очень приятными.
В очередной мой визит Эппельбаум заметил мою задумчивость.
– Вас что-то тревожит, Елена Сергеевна? – спросил он, проникновенно глядя в глаза.
У него вообще была такая особенность – смотреть так, что ты поневоле начинала думать, что являешься для сидящего напротив мужчины единственным человеком во Вселенной. Не в плане личных взаимоотношений, упаси бог. А именно как пациентка и как человек, о чьей судьбе он искренне и глубоко переживает.
– Про работу думаю, – честно призналась я. – Я никогда не сидела без дела. Вот сколько себя помню, все время работала. Даже в институте приходилось подрабатывать. Я тогда ждала свою старшую дочь. Одна, без мужа, да еще сестра на руках, так что приходилось нелегко. Так уж, видно, у меня на роду написано – быть матерью-одиночкой.
– И вас это тревожит?
– Да. В двадцать лет на такие вещи смотришь проще, чем в сорок, – делилась я. – Сейчас, когда я достигла определенного уровня жизни, не хочется откатываться назад, а это произойдет, когда родится ребенок.
– И что же, его отец не собирается вам помогать?
– Он не выходит на связь, так что я не могу его об этом спросить, – честно ответила я. – Он уехал еще до того, как узнал о моей беременности. Так что все решения мне приходится принимать самой, и перспектива остаться без работы меня пугает.
– Елена Сергеевна, мне кажется, я могу вам помочь, – сказал врач после небольшой паузы. – Видите ли, отделение, которым я руковожу в нашей клинике, не совсем обычное. Руководство полностью мне доверяет, потому что деятельность нашего отделения обеспечивает «Райскому плоду» основной оборот, и ни во что не вмешивается. Работа у нас поставлена с филигранной четкостью, поэтому ведение беременности и роды у меня являются мечтой десятков женщин. Мы используем современные методы обезболивания. У нас трудятся лучшие перинатологи, отвечающие за малыша с момента его появления на свет. И акушерки у нас самые опытные. И все это, заметьте, совершенно бесплатно.
– Как это? – не поняла я. – Вы, конечно, говорили, что участвуете в социальной программе поддержки одиноких матерей, но мне казалось, что полностью бесплатные роды – это преувеличение. В частной-то клинике.
– Нет-нет, никакого преувеличения, – бодро продолжал Эппельбаум. – Видите ли, дорогая Елена Сергеевна, я считаю, что у меня и моего отделения есть важная цель. Миссия, если хотите. И она крайне гуманная – мы даем жизнь детям, которые в противном случае не родились бы на свет, а также надежду людям, которые лишены такого счастья.
– Вы о том, что отговариваете попавших в беду девушек от аборта
