тысяч квалифицированных сотрудников. И они высвободились. Сжигая при этом в разы больше угля, если не на порядок…
Часть этих людей Никита планировал направить на еще две такие линии — для карабинов и пистолетов. Кого-то задействовать на других, не менее важных направлениях. Так или иначе, но «выхлоп» от этой механизации и наведения порядка, вкупе с хорошей мотивацией персонала оказался невероятный! Просто сказочный!
— Сто тысяч стволов… — тихо произнес собеседник, придирчиво осматривая готовое изделие.
— А ты думал? — усмехнулся Демидов. — Обязательный выходной уже снизил брак. Отпуск тоже уменьшил. Мы вообще с Алексеем думали о двух выходных — в среду и воскресенье. Чтобы люди на свежую голову трудились.
— И ты их все используешь? — спросил визави, указывая на ствол, словно бы и не слыша слов Демидова.
— Нет, увы, нет. Продаю с небольшой наценкой другим производителям оружия. Им это выгодно. Качество у них славное. Да и свой выпуск не нужен.
— Убедил. — произнес бывший раскольник, отложив мушкетный ствол. — С рабочими понятно. Славно и ладно. Не думал даже. А с крестьянами ведь все не так?
— А чего с ними не так? Алексей Петрович никогда не скрывал что стремился отменить крепость. Ибо вред в ней видел великий. Вот и ввел Юрьев день[1], только шире, поделив крестьян на государственных и поместных. Последних, к слову, почти что и не осталось. С церковных земель всех в государственные переписали. А помещиков постоянно за всякие провинности земли и людей лишают. Али просто так переводят на службу по прибору либо за жалование. Там каждый десятый крестьянин хорошо если остался в крепости. И их количество уменьшается.
— Лукавство сие.
— В чем же?
— Зачем же Юрьев день вводить? Волю дал бы и все. Ведь выходит государственные крестьяне стали личными крепостными царя. Разве нет?
— Так да не так, — покачал головой Демидов. — До посевной и после жатвы — они вольны идти куда пожелают. А коли впряглись, то на сезон извольте потрудиться. Оброк и выкуп для поместных крестьян то еще в налоговом кодексе был точно описан. Тут же уточнили многое иное, а также правила аренды земли, права отхожих и прочее. Даже условия перехода из крестьян в мещане и наоборот.
— Ты знаешь как у поместных дворян от этого кодекса душа болит?
— Ой ли? У них? Их почти всех выгребают на службу под звонкую монету. Чего им там болеть? Ой темнишь.
— Ну хорошо. Не у простых поместных…
— А… ну так аристократия да, здесь в роли заводчиков выступает. Бузу бузит и выгоды своей не видит.
— Ты думаешь? — язвительно усмехнулся собеседник. — Ослепла?
— Ну а как же? Ты видел, как работают новые хозяйства опытные? Вот где сила! Поэтому аристократам выгодно крестьян от земли отвязывать и переводить их на подряд. Ну или в крайнем случае на аренду.
— Скажешь еще… выгодно… ты представляешь, сколько это возни? И управляющие в такой мутной воде воровать будут…
— Так вот пускай и разбираются. А то, как будто, ведя дела по старому не воруют. Не, с таким подходом мы далеко не уйдем. Надо все это болото шевелить. Ибо польза от этого великая!
— Ты так говоришь, будто бы ты, Петр Алексеевич или сын его бессмертные. Не боишься? Люди ведь могут не понять.
— Ты мне такие слова не говори! — рявкнул Демидов.
— Так я же честно. Али думаешь, угрожаю?
— Ты то? А Бог тебя знает. Ведь ты был причастен к тем бедам, что в Туле творились несколько лет назад. До Собора. Может и сейчас что задумал?
— Глупости, — отмахнулся визави. — Царь слишком спешит. Слишком много новшеств. Людей это дико раздражает.
— Так выгода!
— К черту выгоду! Они так не привыкли! Нужны годы, чтобы обвыкнуться. Понимаешь? Годы! А вы лошадей погоняете!
Немного поругались.
Матом.
Грубо.
Даже за бороды друг друга потаскали слегка. Не сильно. Только по клоку и вырвали. Считай даже спора доброго и не вышло. Однако успокоились.
— Знаешь сколько сбор в казну ныне? — устало спросил Демидов.
— Откуда?
— Только с подушной подати четыре с половину мульона! А ведь еще десять лет назад совокупно едва мульон, али полтора набирали. Тут же токмо с подушной. Также, всего, по былому году приход составил девять мульонов восемь сот сорок тысяч. В этом, даст Бог, еще больше выйдет из-за растущей торговлишки.
— Ого! — вполне искренне удивился собеседник.
— При этом крестьяне и мещане вздохнули с облегчением. Ибо налогов с них стали брать куда как меньше.
— Думаешь из-за этого аристократы и дергаются?
— А то, как же? Такие деньги мимо мошны стали уходить. Их же самих на мануфактуры всякие толкают и прочие непривычные дела. Куда более доходные, но там шевелиться надо… шевелиться. А их жирные зады от лавки и не оторвать. Прилипли.
— Не верю, чтобы они это долго смогли выдержать, — покачал головой визави.
— А куда им деваться? Обложил их царевич. Они даже собрания опасаются лишний раз устраивать, чтобы не привлекать его внимание. Он то уже показал, что крови не боится и никакого милосердия от него не дождешься. Чуть что не так — его лейб-кирасиры могут и в нужнике утопить, сославшись на обостренный приступ слабоумия болезного.
— Поверь. Они что-нибудь придумают.
— Поглядим, — пожал плечами Демидов.
— Ты лучше о себе подумай. Если царя и царевича приберут, то и к тебе придут.
— А чего с меня взять? Я оружие делаю. А оно всем всегда надобно.
— Так дело налаженное. Ты тут особо и не нужен.
Демидов промолчал.
— Шучу… шучу… — примирительно поднял руки визави.
— Шуточки у тебя… тем более, что в любой шутке только доля шутки.
— Я слышал, что из Речи Посполитой начали к нас крестьяне убегать. Ничего про то не знаешь? — сменил тему собеседник, видя что Демидов не в том настроении.
— Ничего.
— Врешь ведь.
— А если и вру, то от чистого сердца. — фыркнул раздраженный Демидов.
— Я ж тебя предупреждаю как родного. Подстели соломки. А ты вон — обиды какие-то обижаешься.
— Царевич то воду мутит. — нехотя ответил Никита. — Нам людей остро не хватает для заселения южных земель. Вот он и тянет их откуда может через
