тяну до отпуска».
«Высылаю «Турбинист» со своей статьей о бригадных делах. Пожалуйста, «рецензию»! Очень жду. Привет от Чернова...»
«А. И., ау... Устал я сильно. Может, в августе отпустят отдохнуть?.. Поток делегаций, кажется, слава богу, иссякает. Устал, а раскисать нельзя. Со своими я не позволяю себе «выплакиваться», вот только с вами... Дело захватывает. Актив бригадиров становится все крепче и дерется за Дело уверенно. Это хорошо!»
«Приезжали сормовичи с брошюрой, которую они сами сделали у себя на заводе, перепечатав из «ЛГ» статью. Я у них выпросил и вам послал, получили? А в отпуск Пряхин меня не отпускает, держит. Со здоровьем плоховато. Чернов, Федулов — все передают вам огромный привет».
«Добрый день! Долго не писал не потому, что забыл, и совсем не потому, что ленив, а все оттого, что до дикости загрузили вы меня своей публикацией. Информационно: после выхода статьи у нас побывало 311 делегаций — более 800 человек! Среди них 14 институтов организации труда различных отраслей. Всем давали, что могли, особенно первым. Я имею в виду литературу, материалы».
«Не пришло ли время поплавать в «Дельфине»? В самом деле, приезжайте! Материал для продолжения работы я собрал. Ждем. Привет вам от Пряхина».
«Правда» в передовой сказала о нас доброе слово — не пропустили? На заводе все крутится-вертится. Взялись отлаживать качество бригадной формы. Ох и трудно это! Все упирается в психологию. Психология, психология — черт бы ее побрал! Нет, нельзя, чтобы «побрал», без нее совсем туго. Чрезвычайно живуче в человеке «я», а у нас на КТЗ главное слово — «мы». Демократия, коллективизм, товарищество. Не «я», а «мы». Не индивидуальная сдельщина — бригады. Не личная мелкая суета — коллективное участие в управлении. Не чье-то ставшее пупом земным мнение, а суд да совет многих умных людей».
«Захватывает Дело, и так хочется отработать до блеска все детали. Наше дело еще тонкий лед, очень просто провалиться, выкупаться в холодной купели. Тут нужно связывать все ниточки, поливать каждый росток. Не дай бог, бригадная форма сведется к формализму — завянет тотчас же».
«Приедете ли к нам на совет бригадиров? Высылаю официальное приглашение. Информационно: ожидается делегация бригадиров «Атоммаша» во главе с Савранским... Огромнейший вам привет от Разумова».
«Нам надо день за днем обучать людей искусству совместного решения, общей работы, коллективной ответственности. Ломать «я», утверждать «мы». Нет, не для сводок и отчетов существует наше бюро, ББФОТ, как это всем на заводе объяснишь? Я иногда в отчаянии. Прямо не знаю, чем все кончится. Устал я... Характерец же у меня... Говорю «мы», а сам все «я» да «я», попробуй-ка у себя сначала вытрави — хребет сломаешь. Сидит это в человеке, ох и крепенько сидит!..»
«Валентина Ивановна поехала на могилу отца в Любань, это под Ленинградом. Нашли два месяца назад, а погиб в сорок втором. Вот так!»
«Девчата мои (наши!) рубятся со всеми за Дело. Да и вообще — здорово! В цехах уже среди ИТР появились энтузиасты бригад, зубастые все и чем-то друг на друга похожие. Может, новая форма рождает не только новый тип отношений, но и тип человека производства, а? Или я хватил через край? Хочется верить».
Ищи здесь!
Сидим рядом, совсем близко.
— Да, прочитал, — говорит Кебич, поправляя подушку, — своим уже дал прочитать...
Широкое лицо, цепкие, упрямые глаза. Угадывается кипучая энергия и где-то под спудом — мужицкая, крестьянская основательность. (Я еще не знал, что родом он из деревни, сельскую школу окончил с серебряной медалью и сразу же поступил в Белорусский политехнический, что он не из тех инженеров и директоров, которые пришли к своей профессии через семейные традиции, город и производство.)
Соседи по койкам, экономист и партработник, видят: генеральному директору не укрыться от дел в таком тихом и малодоступном, казалось бы, месте, в хирургическом отделении. Ну мы, журналисты, известно, народ бесцеремонный, нам вечно некогда: редактор ждет, газета ждет, читатель ждет. Приезжаешь за тридевять земель к директору, а он — бог ты мой! — угодил в больницу. Вот тебе раз!.. «Посетителей к нему пускают? Вы передайте при случае...» Так я напросился на приглашение. Кебич смеется: «Хорошо, что я сюда вас зазвал, на заводе больше получаса вы бы у меня не вырвали». Медицинское начальство разрешило, но женщины в белых халатах, входящие кто с лекарствами, кто с трубкой для прослушивания, а кто и просто с тряпкой — пыль стереть, хмурятся, косятся. «Пресса», — невозмутимо бросает им Кебич, «списывая» под это магическое слово и сидящий у койки заводской люд. Когда смотришь, как он читает и подмахивает какие-то бумаги, принесенные председателем профкома объединения, или перебрасывается репликами со своим помощником по кадрам, может показаться, что без директора все там, на станкостроительном, остановилось, заглохло, но я уже побывал в «хозяйстве Кебича» и знал, насколько ошибочно такое впечатление. Завод работал нормально, подтверждая справедливость одного из парадоксов управления: хорош тот руководитель, у которого организация может успешно действовать и без него.
Завод работал нормально. Возле станков, на фоне большого, во всю стену, панно с изображением березового леса и пасущихся на лужайке лошадей, в просторном бассейне плескались красные рыбки. Из легких стеклянных кабин, возвышавшихся над грохочущим металлом, строго поглядывали мастера. В пересменках раскрасневшиеся слесари и токари выходили из саун, оборудованных в прежних бытовках.
Столетний завод бодр и молод, выпускает станки, известные в сорока двух странах мира, отмеченные золотыми медалями и дипломами советских и зарубежных выставок. Вся серийная продукция его идет за ворота с государственным Знаком качества. Призовые места в соревновании станкостроителей... Почетная грамота Верховного Совета Белоруссии... диплом ВЦСПС и Госстандарта СССР... звание предприятия высокой культуры производства...
Мою поездку сюда, на головной завод Минского станкостроительного объединения имени С. М. Кирова, при желании можно было бы посчитать авантюрной. Не имея ни одного критического факта — ни сигнала, ни письма, ни звонка, зная об этом заводе только хорошее, исключительно одно лишь хорошее, я тем не менее именно на таком предприятии рассчитывал получить новые доказательства разобщенности людей у станков при внешней видимости их дружной коллективной работы. Коль скоро у кировцев господствует индивидуальная сдельщина, рассуждал я, то, стало быть, есть, должна быть у них работа «выгодная» и «невыгодная». Первую расхватывают кто поопытнее и поближе к мастеру, а вторую, не дающую хорошего заработка, спихивают на молодежь. Вчерашние школьники и пэтэушники, не встречая понимания и сочувствия кадровых станочников и цеховых администраторов, обижаются, разочаровываются и уходят. На смену им приходят новые
