Поговорить бы! А нельзя! Теперь он – женатый мужчина, чужой муж! Как же жить теперь Кариму?
Вдруг ему стало жаль жену, которая тихо шагала сзади. Смотри-ка, молчит, даже не плачет! Не завизжала на всю улицу, когда он ударил! Похоже, очень сдержанная. Если б на её месте была Зульфия, закричала бы, наверное, заплакала бы, с руганью и с плачем убежала бы к матери. Но неужели он мог бы когда-нибудь и Зульфию так ударить? Теперь этого нельзя знать. Зульфия никогда не будет его женой. От этой мысли у Карима внутри что-то оборвалось. Всё. У Карима судьба решена. Его жена – вот тихо шагающая за ним девушка по имени Саида. Ладно, что поделаешь. Может быть, его женитьба на ней ещё окажется очень удачной.
Карим подождал жену, взял её руку в свою, крепко стиснул и засунул себе в подмышку. Как ни в чём не бывало, по тропинке зашагали дальше. Карим не извинился. Саида в гостях тоже не подняла шума. Покрасневшую и надувшуюся щеку, прикрыв уголком шали, скрыла, никому не показала. Никому не пожаловалась, что её ударил муж. Тому, что молодая невеста прикрывает лицо платком и не поднимает глаз, никто не удивился. Все только и подумали: «Кажется, очень стеснительная и скромная».
Этот случай, произошедший в первый день их совместной жизни, остался в памяти обоих навсегда общей горькой тайной.
Дельная сноха
Ай, яй, повезло со снохой Шенгерею и Латифе! В хозяйстве, в доме Саида все работы на себя взвалила – всё делает с толком, со знанием дела, без суеты и без устали. И для Бибинур настали блаженные дни – без всякого недовольства, не тяготясь, Саида ухаживает за старшей мамой. Как только приехала в деревню, сразу же вышла на работу на колхозное поле. Молчунья молчуньей, а сразу же нашла общий язык с женщинами. А как же иначе? Женщинам не нужно, чтобы рядом работали сладкоречивые. Им нужно, чтобы были рядом сильные, работящие, шустрые. Саида, как раз, такая. К тому же, скромная. Её женщины сразу полюбили.
Но Саиду, казалось, отношения с женщинами совсем не волновали. Она с утра до вечера без устали трудилась. Встав рано утром, доила корову, ухаживала за скотиной, чистила хлев, топила печь и готовила еду большой семье, меняла белье Бибинур-иней, приносила в тазике воды и мыла ей лицо и руки, кормила её с ложечки. Перемыв посуду, убегала на работу. В этой деревне, в отличие от Кызылтау, хорошо было то, что поле совсем рядом. В обеденный перерыв все женщины разбегаются по домам, чтобы покормить детей и стариков. Саида тоже прибегала в обед домой. Сама поест-не-поест, а Бибинур-иней покормит, и, если нужно, постель ей поменяет и белье прополоскает. Иногда успевала затопить печь и ставить суп в чугунке. Если суп на вечер уже есть, можно в такие дни после работы постирать или заниматься огородом. К приходу мужа с работы у Саиды всегда был горячий суп. К тому времени, когда Саида справлялась со всеми делами, становилось в деревне темно и тихо.
Набегавшаяся и уставшая за день Саида засыпает, как только её голова дотрагивается до подушки. А Карим, хоть тоже работал целый день, уснуть не может, лежит и думает о тихо сопевшей рядом Саиде, о себе, о Зульфии. Теперь он точно понимает, что эта женитьба была ошибкой. Саида очень хорошая женщина, ничего не скажешь, только Карим никак не может полюбить её, как Зульфию. Эх, Зульфия, Зульфия! Встретил он её через неделю после своей свадьбы на улице. Соскочил с трактора. Произнёс с трудом: «Здравствуй, Зульфия!» Сам не узнал свой голос – так изменился от волнения. Зульфия тоже каким-то чужим голосом промолвила: «Здравствуй!» – и замолчала. Зульфия заметно похудела, под глазами тёмные круги. Кариму показалось, что она очень грустная. Жалко стало любимую. Захотелось крепко обнять, прижать к себе, попросить прощения за то, что обидел. Но как обнимешь? Нельзя!
Вдруг Карим сильно пожалел, что слез с трактора, разозлился непонятно на кого, резко повернулся, забрался в кабину, сел и уехал. Эх, Зульфия, Зульфия! Она должна была быть женой Карима. Если б Саида отказалась тогда, вот сейчас Зульфия и Карим поженились бы! Интересно, знает ли Саида о Зульфии? Знает, каверное, как не знать. Она же с женщинами работает. Рассказали уж, наверное. Никак не показывает, что знает. Настроение у неё всегда удивительно ровное, не то, чтоб весёлое, но и не мрачное. Всегда серьёзная, в то же время приветливая. Если услышит что-то смешное, красиво улыбается, и всё. Живут уже неделю, а Карим ещё ни разу не слышал, чтобы она смеялась громко или повышала голос. А сколько раз он орал уже на неё, интересно? Карим такой: чуть что не так, тут же вспыхивает, как спичка. У него такой нрав. Саида на его крик никак не отвечает, молчит. Сразу же старается исправиться, угодить. Она же, наверное, тоже умеет злиться? Что за женщина ему попалась в жёны? Такое впечатление, что её всё устраивает, что она всем довольна. Каменное сердце, что ли, у этой Саиды? Чувствует ли она, что Карим мучается, что никак не может её полюбить. Наверное, чувствует, только виду не подаёт. Гордая!
Такие мысли одолевали Карима по ночам. Иногда думал: «Может быть, надо развестись?» Но отец и мать без ума от своей невестки. Бибинур-иней денно-ночно благодарит Аллаха за то, что послал ей такую прекрасную сноху. Как теперь оставить стариков без неё? Особенно любит Саиду отец. Никогда не называет её снохой. Всегда: «Доченька, доченька». Это очень редко бывает в деревне – чтобы свекорь и свекровь к невестке обращались «доченька». Сноха, она и есть сноха для родителей мужа. У неё есть своё место в доме, своя ниша. А вот суровый Шенгерей обращается к этой своей снохе:«доченька». Если Карим Шенгерею скажет, что хочет разводиться, скандал будет огромный! В деревне вообще не принято разводиться. Если Карим разведётся, это будет большое событие. Все скажут, что Саида оказалась никудышная жена, поэтому Карим бросил её. А это – неправда. Саида – хорошая жена, хороший человек. Если Карим её оставит, скорее всего, она так и проживёт одна, без семьи, несчастной и одинокой женщиной, никто её больше не возьмёт замуж. Нет, это невозможно. Нельзя разводиться. А потом, какая причина? Разве можно разводиться, объясняя это тем, что не любишь? Издревне отцы и деды Карима женились вот так же, как он, на незнакомых или малознакомых девушках, и жили же, никто
