тип, сыгранный Богартом, в хитроумных поисках золотой фигурки птицы безжалостно троллил мошенников и копов, порой сам попадая в нелепые ситуации. Фильм, снятый ещё в 1941 году, показался Тимофею на удивление свежим, без налёта наивности, незаметно увлекая сознание внутрь повествования, причём не цепляя сознание недочётами, которые так присущи старым фильмам. И самое главное — происходили поиски редкого артефакта!
Уже ближе к окончанию, в момент, когда герой Богарта эффектно прикуривал очередную сигарету от стильной зажигалки, раздался телефонный вызов. Палинский чертыхнулся, — Вот ведь классическое «не вовремя!», — и взглянул на дисплей — «не вовремя» оказался Пал Палыч. Остановив фильм, отжал вызов:
— Алё, Пал Палыч, добрый вечер.
— И тебе тоже. Слушай, завтра подходи с утра, пообщаемся. Сможешь?
— Конечно, понял, подойду обязательно.
— Ну всё, давай.
Разговор закончился. Тимофей положил телефон. Настроение смотреть детектив дальше безвозвратно ушло. Выключив телевизор, решил пойти на «обзорную площадку» — отвлечься. Перед балконом обулся в кроссовки, и накинул пуховик — осень не спрашивает разрешения, захватывая холодными объятиями. Взгромоздившись на «трон», погрузился в мысли: «И что я завтра Чащину скажу? Он ведь обязательно спросит — «что за интерес к таким давним делам?», — мент ведь. Даже и не представляю, что такого весомого ответить. Да я сам себе не могу объяснить — на фига мне это знание! Ну, предположим, выясню, кто убил этих несчастных, и что дальше? Спокойно буду спать? А может меня «накрыло» вселенское чувство коллективного сознания о неизбежности справедливого возмездия? Зло ведь должно быть наказано, и неважно, сколько лет минуло…»
Через широкое окно открывалась всё та же панорама ночного города, и одновременно, с каждым вечером — новая, иная. Это зрелище неизменно околдовывало смотрящего — живыми цепочками перемигивающихся уличных фонарей, красными змейками габаритных огоньков машин. Не в силах оторваться взглядом от этой движущейся картины, Тимофей ещё долго пробыл на своём «посту» — летая сознанием над ночными улицами, позабыв обо всём на свете…
Оказавшись, наконец в кровати, моментально заснул.
Ночью ему приснился сон — он стоит в подвале. Стены, и предметы вокруг — совершенно незнакомые. На полу скопище змей — одна шевелящаяся масса. Они ползают, заполняя всё пространство под ногами, переплетаются между собой, поднимают головы, шипят. Взгляд перемещается вперёд — перед ним, у стены, стоят измождённые, одетые в лохмотья люди. Они только смотрят, не говоря ни слова. В глазах — молчаливый вопрос. Людей так много, что они заполнили собой почти всё помещение. Тимофей почувствовал, как сзади кто-то подошёл. Он обернулся, и увидел перед собой высокого человека в драповом пальто, старого покроя. Точно в таком же был Богарт в «Мальтийском соколе». В руке человек держит трость с круглым набалдашником на месте рукояти. Тимофей повернулся в сторону бездомных. Они в страхе прижались к стене, тоже увидев человека в пальто. Снова обернувшись, видит, что тот начал медленно вытягивать из трости блестящий стилет. Лица этого человека не видно, его скрывает низко надвинутая шляпа. Палинскому становится страшно, он чувствует себя совершенно беззащитным. В этот момент откуда-то со стороны, хлопая крыльями, на человека в пальто накинулся каркающий ворон, ударяет его крыльями, клювом, пытается ухватить крючковатыми когтями, и сорвать с головы шляпу, закрывающую лицо. Утробно зарычав, человек, одной рукой придерживая шляпу на месте, принялся размахивать тростью, отгоняя птицу. Бомжи жутко заголосили хором.
От ужаса Тимофей закричал, и проснулся. Сердце бешено колотилось, пот заливал глаза, всё тело было мокрое. С усилием поднявшись с кровати, шаркающим шагом отправился на кухню, налил из чайника воды, большими глотками выпил. Дрожа всем телом, пребывая до сих пор в полусне, он прошёл в комнату, включил ноутбук, набрал в поисковике слово «ворон». На экране моментально всплыл текст, почему-то написанный дореволюционным шрифтом, с «ятями» и латинской «i»:
— «Воронъ обладаетъ способностью прѣдвидѣть будущея, и чаще всаго это дурные прѣдзнамѣнованiя. Воронъ ассоцiируется со смѣртью, однако въ нѣкоторыхъ случыяхъ помогаетъ и избѣжать ея, заранѣя оповѣщыя своаго подопѣчнаго о надвигающейся угрозѣ. Помогаетъ раскрывать тайнъ, читать знаки и разбираться въ снахъ. Воронъ — добытчикъ живой и мѣртвой водъ. Олицѣтворяетъ связь мѣжду мирами, даётъ знамѣнiя, и направляетъ на вѣрный путь. Надо успѣть не пропустить знакъ. Бояться не слѣдуетъ, воронъ будѣтъ нѣзрiмо хранiть и направлять. Чёрный цвѣтъ ворона означаетъ ночь, вѣликую пустоту».
Прочитав, Тимофей помотал головой, — Ерунда какая-то. Чем это я занялся? Надо пойти поспать. Время, — посмотрев на часы, отметил — три часа, можно лечь.
Упав на кровать, он сразу же оказался в полёте над ночными улицами, очнувшись только по звонку будильника.
*****
Следующий день с самого утра наполнился тревожным ожиданием. От встречи с Александром Семёновичем зависело многое. А если точнее сказать, то — всё. В случае, если он откажет в помощи, или ничем не сможет помочь, о следующих шагах можно было и не думать — вся нужная информация могла быть найдена теперь только при помощи правоохранителей. На бытовом уровне ничего толкового уже нельзя было предпринять — слишком много времени прошло. А сведения, полученные от людей, которые выслушали тех, кто когда-то, давным-давно, только лишь разговаривал с прямым свидетелем событий, не вызывали особенного доверия. Людям кажется, что они помнят факты, хотя, на самом деле, в их сознании сохраняются в большей степени блоки их собственных ассоциаций, связанных с определённым периодом их собственной жизни во время происшествия, чем детали того или иного события. Более того, если какие-то сведения были получены ими по принципу игры в «глухой телефон», то с каждым годом человеку «припоминаются» всё новые и новые детали.
«Документы — главнее всего. Если бы в исторических хрониках записали, что Наполеон вышел победителем при Ватерлоо, то так бы оно и считалось до сих пор, несмотря на то, что там он был разбит в пух и прах, да вдобавок ещё и пленён», — постоянно напоминал Пал Палыч Тимофею, настаивая тщательнее составлять переписку с надзорными службами в тот период, когда они вместе работали над банкротством разваленного завода, добавляя при этом: «Записанное однажды — не изменится и за сотню лет».
Вот как раз на помощь Чащина в документальном отображении преступления, произошедшего в подвале пустого дома, и надеялся Тимофей, направляясь в «Три пескаря» тем утром.
Подходя к дверям кафе, он услышал приветствие, прозвучавшее совсем рядом. Не ожидав услышать в этот момент чей-то голос, Палинский вздрогнул, и резко обернулся — это был Чащин Александр Семёнович. Он широко улыбался, и тянул руку для приветствия:
— Тимоха, привет! Чего так напугался? Кур с утра воровал? Ты смотри, осторожнее — милиция
