никакого внимания на присутствие Ивана. Он вдруг полез в рюкзак за «сапёркой», потом опомнился, плюнул и стал поспешно выбираться из рудника.
Ещё полчаса он блуждал по тоннелям вниз, вверх, направо, налево, пока не обнаружил другую затворенную дверь, огромную, из массивного дубового теса. За дверью стояла тишина, и Иван решил постучаться. Однако, ему никто не ответил, и Иван сам осторожно толкнул её. Вошёл и замер. Он оказался в высоченном зале, освещенном необычным фиолетово-голубым светом. В центре на цепях висел прозрачный гроб. А в гробу лежала, если Иван правильно помнил, спящая красавица. Ну да, она, действительно, была красива, но очень бледна, строга. И Иван пулей вылетел обратно за дверь.
Он присел на корточки, и какое-то время отдыхал, приходя в себя. Всё увиденное он ещё не осознал до конца, но то, что он заблудился в катакомбах, рискуя остаться в кромешной темноте без запасных батареек, понимал отлично. А потому поднялся и продолжил путь.
Он устал, ноги не чувствовались. Но вот опять дверь. Иван просто нагнулся и открыл её. За столом сидела крыса и в свете лучины штопала шерстяной носок. Увидев незваного гостя, она тотчас вскочила, оскалилась и затараторила:
— Уходи, человек, а то я тебя укушу. Крот ещё спит, и долго будет спать. Ты можешь разбудить калеку.
У стены Иван, действительно, заметил маленькую деревянную кровать и крота в ней. Крот лежал на спине, уставившись чёрными кружками очков в потолок, и тихо похрапывал. Иван повернулся, чтобы уйти, но тут разглядел маленький осиновая кадка с водой. Он подошел к крысе, ударил посильнее щелчком её по носу, поднял кадка, жадно припал к нему. Напившись, он сгреб со стола кучку зерен, положил их в карман и вышел.
Воздух стал портиться, чувствовалась сырость, пробрал озноб. Скоро под ногами захлюпала какая-то грязь, а за поворотом открылось настоящее болото. Черная муть отражала фонарь серебряными бликами. По поверхности тут же пошли волны. Из болота вынырнула огромная змеиная голова и, рассекая черную жижу, направилась к Ивану. Если бы он не пил в ту ночь, то так и остолбенел бы от ужаса, отдавшись на милость чудовищу.
Иван сразу смекнул, что здесь очень опасно, и, высоко подбрасывая ноги, так быстро убежал, что уже через пять минут оказался на том проклятом месте под «Остоженкой». Здесь он оглянулся: голова остановилась перед первой же алебардой, которая валялась на полу и как будто преграждала змею дальнейшее продвижение. И он так же стремительно уполз назад. Иван сделал еще несколько шагов по хрустящим костям, потом, обессилевший, облокотился на стену и сполз по ней на каменный порог. Долго ль — коротко он так лежал, — неизвестно. Ему стало холодно и страшно. Кое-как поднялся и вошел в тоннель, ведущий к Зачатьевскому монастырю.
Дорога все также извивалась и вела в неизвестность, но скоро, где-то впереди, Ивану почудился тусклый плавающий свет. Он не остановился и, подойдя ближе, увидел странную картину: ход заканчивался тупиком, в самом его углу — небольшой стол, на нем — большая, потемневшая от времени икона, перед иконой — свеча. А перед свечой сидела, задумавшись и склонив голову набок, несчастная девушка. Вернее, это была юная монашка, потому что на ней было чёрное длинное платье, белая манишка, шелковистая накидка и капюшон. Печаль ее выдавали огромные глаза. Ресницы опущены, между тонких бровей складка.
Её длинное худое тело, бледное страдальческое лицо, круги под глазами вызвали у Ивана нестерпимую жалость. Ещё более странным было то, что на руках она держала запеленатого младенца и крепко прижимала его к груди. Иван гулко покашлял, — монашка вскинула ясные влажные глаза и поднялась. Ничего не говоря, они принялись разглядывать друг друга.
Иван никогда не видел таких необычных, сказочных девушек. Неизвестная сила тут же околдовала его, и особо не разглядев молодую женщину в сумеречном свете, не зная, кто она, он уже почувствовал, что влюбился впервые по-настоящему.
— Как звать тебя, милая?
— Раньше монахини величали сестрой Ольгой… По-простому, я — Оля.
— я — Иван, по-простому. Ты чего тут сидишь? Какие монахини, Оля? Монастырь уж лет сто не действует… Оля… Здорово, что я встретил тебя. Такую… не знаю. Я не понимаю, что это все значит, но дай время — разберусь. Для начала «распутаю» это подземелье и выйду. И ты со мной.
— Я не могу пойти с тобой, Иван, — мягко ответила Оля. — Согрешила… вот, — она опустила глаза на малыша и еще сильнее прижала его к себе. — И по нашему Уставу меня с младенцем опустили в старый колодец, потом забросали ветвями и землей. Здесь муки мои продлятся до скончания веков.
— Да ведь столько лет прошло, забыли о тебе!
— Нет, Она помнит. Да и выхода нет. Здесь — тупик, там дальше — дракон в болоте непролазном.
— Я видел его… И что ж? Так и пропадать? Неужто ничего…
— Ничего… Надежда одна… Когда настоятельница выводила меня, то обмолвилась, что если явится мне добрый молодец, влюбится, свершит подвиг и окажет почести царские, то она вернет мне свободу и благословит обоих.
— Ну, насчет подвига, это она погорячилась. Не знаю. А остальное будет. Сердце мое — уже у тебя.
С этими словами Иван попытался поцеловать Ольгу. Но она увернулась. Он неожиданно для себя поклонился образу, подивился, почему свеча совсем не уменьшается и не оплывает воском. Развернулся и, счастливый, зашагал туда, откуда явился. Вышел он к тому месту, где валялись на полу кости, цепи и оружие. Голова начинала болеть, и Иван прислонился к стене, раздумывая, что дальше делать. Наконец, он поднял, повертел в руке ржавый меч, потом взял легкую изогнутую саблю. Неумело махнул два раза, выругался и двинулся по коридору.
В конце тоннеля он распахнул дверь. Крыса сжалась, увидев его, но ничего не сказала, только глаза вытаращила. Иван подошел к ней, опять щелкнул по носу. Поднял с пола кадку с водой, вдоволь напился, а остатки опрокинул себе на голову. Фыркнул, вышел и прямиком направился к змею. Тут уже под ногами хлюпала грязь. Вскоре показалась из темноты огромная голова, неподвижная, с немигающими глазами. Тело змея покоилось в глубокой черной жиже. Когда блеснул раздвоенный язык, и пасть приоткрылась, Иван спросил:
— Кто ж тебе остальные две головы оттяпал?
Тот не ответил, а вытянулся под самый свод, затем стал медленно опускаться на Ивана. Добрый молодец как только того и ждал: присел, подпрыгнул и ударил саблей со всей мочи по гладкой драконьей шее. Голова тут же слетела прочь, а Иван едва
