десятка людей. Хотя меч был только у этого крикуна, остальные были вооружены кинжалами и ножами. К его удивлению, помогало ему то, что за время, проведенное в Навахке, он научился молча переносить оскорбления. Но давалось это трудно. Трудно.
Он еще раз вздохнул, подавляя раж, затем отвернулся от обидчика и снова занялся лошадьми. В глубине души он надеялся, что тот воспримет это как свою победу и уйдет. Но что-то говорило ему, что этого не произойдет. Этого задиру так просто не остановишь, и, вопреки здравому смыслу, Базел готов был обрадоваться разгорающейся ссоре. Красный огонек ража все еще светился внутри, и Конокрад собрал все свои силы, чтобы погасить его окончательно. Он протянул руку, чтобы подвести к водопою следующую лошадь, и тут за его спиной лязгнула сталь.
– Не смей поворачиваться ко мне спиной, ты, поганый граданский ублю…
Эзганец подступал все ближе, в его глазах светилась ненависть, он собирался вонзить меч в спину градани. Но его крик внезапно сорвался в сдавленный горловой звук, когда Базел, молниеносно отскочив назад и вбок, за острие направленного в спину меча, врезал локтем в пивное брюхо забияки.
Тот сложился пополам, ловя воздух широко разинутым ртом и выпучив глаза. Базел вынул меч из ватных рук и небрежно швырнул его в желоб, под морды утоляющих жажду лошадей.
– Ты, наверное, ошибся, друг, – сказал он мягко. – Иди домой, отдохни, пока ты не ошибся еще раз.
– Сучий сын! – Эзганец с трудом выпрямился, в его руке блеснул кинжал. Базел уклонился, дав кинжалу скользнуть по поверхности кольчуги, и эзганец зарычал: – Нас тут достаточно, чтобы выпустить кишки и тебе, и твоему дружку! – Он занес кинжал для второго удара.
Мощная рука сомкнулась на его запястье, он застонал, потом завопил и поднялся на носки, принужденный поворачиваться в ту сторону, куда Базел выкручивал ему руку. Свободная рука взметнулась в воздух, потом заколотила по бронированному животу Базела, который только улыбался холодной неприятной улыбкой, продолжая выкручивать эзганцу правую руку. Продолжая вопить, эзганец опустился на колени и скрючился у ног градани, выронив кинжал. Столпившиеся вокруг, при взмахе кинжала было прянувшие вперед, замерли под ледяным взглядом Базела, улыбка которого становилась все холоднее.
– Я же советовал тебе пойти домой, дружище, – произнес Базел все тем же мягким тоном. – Это был добрый совет, тебе стоило меня послушать.
– Отпусти, гад!
– А? Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? – Затрещали кости запястья, и эзганец задергал ногами. – Конечно, я тебя отпущу. – Железные пальцы только усиливали хватку. – Но только после этого ты уже не будешь тыкать ничем острым в спины прохожих, во всяком случае сегодня, дружище.
Он крутанул в последний раз, и кисть эзганца с жутким отчетливым хрустом, заставившим присутствующих вздрогнуть, повернулась под прямым углом к предплечью. Базел наконец разжал руку. Эзганец, не вставая с колен, выкрикивал проклятия, прижимая к груди поврежденное запястье.
Прислонившись спиной к одной из лошадей, чтобы защитить тыл, гигант скрестил руки на груди. Жуткая улыбка все еще играла на его губах, и люди вокруг неуверенно переглядывались.
Напряжение словно висело в воздухе, как бывает перед грозой, когда набухшее тучами небо готово разразиться вспышкой молнии, но Базел просто стоял и ждал. Его поза была подчеркнуто неугрожающей, и ни один из присутствующих не хотел бы стать причиной ее изменения, но зачинщик ссоры поднялся на ноги, извергая проклятия.
– И вы дадите этому ублюдку уйти вот так, запросто, после всего этого? – вопил он.
Двое было отделились от стоявших, но замерли под ледяным взглядом Базела. Один из них сглотнул и шагнул назад, и крикун набросился на него:
– Трус! Блевотина! Все трусы! Убейте этого вонючего градани, вы, ублюдки! Почему вы стоите, как…
– Хватит, Фалдерсон! – вмешался новый голос.
Крикун осекся и обернулся, вглядываясь в новопришедших, стоявших в воротах постоялого двора. Их было двое, оба в кожаной форме городской стражи, и в одном Базел узнал старшего группы, встречавшей их у въезда в город. На его плече красовался сержантский бант, в глазах хотя и не было симпатии к Базелу, но не светилась и бездумная ненависть.
– Арестуйте его! – закричал Фалдерсон, показывая сержанту искалеченное запястье, которое ему приходилось придерживать здоровой рукой. – Посмотрите, что этот паршивый подонок со мной сделал!
– Почему это на тебе перевязь, а меча нет, Фалдерсон? – спросил, как бы не слыша, сержант, и крикун замер. Он открыл было рот, и сержант с нескрываемой неприязнью улыбнулся: – Ты, похоже, забыл где-то свой меч. Не потерял ли ты его? Нельзя терять оружие, это опасно. А не твой ли это кинжал? – Палец сержанта указал на выроненное Фалдерсоном оружие, и владелец его побагровел от стыда и ярости.
– Я… я защищался! – закричал он. – Этот ублюдок градани напал на меня, напал безо всякой причины! Спросите кого угодно, если мне не верите.
– Конечно. – Сержант осмотрел присутствующих, но все молчали.
В это время из здания гостиницы стремительно вышел Брандарк. Он ничего не сказал, но толпа расступилась, когда он прошел к Базелу и встал рядом. Он тоже бросил взгляд на кинжал, потом, смотря прямо в глаза сержанта, запустил руку в желоб и вытащил меч, с которого капала вода.
– Не ваш ли? – спросил он Фалдерсона на хорошем эзганском, все еще не отводя глаз от сержанта, который медленно кивнул.
– Я… я хотел сказать… – Фалдерсон оглядел двор, но все, даже те двое, что едва не встали на его защиту, отводили глаза, и его голос утонул во всеобщем молчании.
– Я понимаю, что ты хотел сказать. – Сержант взял кинжал и меч зачинщика ссоры и передал их своему сопровождающему. – Ты постоянно попадаешь в неприятные истории, так что я пока подержу эти вещицы у себя… все равно сейчас ты ими не можешь пользоваться.
Фалдерсон уставился на свое пострадавшее запястье.
– Представление окончено! – объявил сержант, повысив голос, чтобы его могли слышать все присутствующие. – Хенрик, отведи Фалдерсона к знахарю, пусть вправит ему… гм, руку. Остальных не задерживаю, займитесь своими делами, пока я поговорю с этими… господами.
Послышались недовольные голоса, но толпа начала рассеиваться, и сержант подошел к градани. В его взгляде, как и прежде, не было симпатии и светилась настороженность. И в то же время складывалось впечатление, что он не без удовольствия воспринял позорное поражение крикливого эзганца.
– Фалдерсон, – тихо сказал он Базелу на вполне сносном навахкском, – непроходимо глуп. – Для того
