в Гиперборее. Запрет был таким древним, что даже Ника точно не знала, откуда он взялся и в чём его причины. Скорее всего, что-то связанное с религией. Образ ангелов или пегасов ассоциировался с порицанием божественной власти. При этом запрет накладывался только на окрыление людей и животных, на само свойство полёта запрет не влиял.
— Что сделают с художником, если догадаются? — спросила Ника с затаённым страхом.
Эльпис пожала плечами.
Может, спросишь, у кириосов, с которыми так любезничаешь?
— Каллимах признался, что его девушка просто пропала без вести.
Эли испуганно вздрогнула от этой новости:
— Как? — удивилась она.
— Просто исчезла.
— Люди не исчезают просто так. — Возразила Эльпис.
— В современной Харибде всё возможно. Прошу тебя, будь осторожна. — Попросила Ника.
— Ты из-за этого так завелась сегодня?
— Возможно…
Нике самой было сложно понять характер её беспокойства. Предчувствие неизбежного. В ней словно роилась буря.
— Я не исчезну, обещаю, — шепнула она Нике, приобняв подругу за плечо.
Её руки были тёплыми. Родными. Как бы Ника хотела на всю жизнь остаться в этих объятьях, не бояться осуждения и косых взглядов. Но миг их счастья не мог длиться вечно. Ника увидела, как, подобно рифовой акуле, между гостей к ним приближается главное препятствие, лежащее на пути их любви. Пигмалион сегодня выглядел неотразимо. Разумеется, она никогда не видела его без костюма, но этим вечером он попросту блистал в строгом фраке и галстуке-бабочке.
— Моё сокровище, — поздоровался он с Эльпис и поцеловал протянутую ему руку. — Ты бесподобна сегодня!
— Ты мне, как всегда, льстишь! — Эльпис вновь включила свои заигрывания.
— Ничуть. Ты затмила собой даже экспонаты. Такую красоту нельзя держать без витрины.
Эльпис засмеялась, но Нике шутка совершенно не понравилась. Такие, как Пигмалион, умеют ценить красоту бабочки только в том случае, когда она нанизана на иглу и помещена в деревянную рамку под стекло.
— А уж как они обрадуются, услышав твой голос, — продолжил он хвальбу.
От этой фразы смутилась даже Эльпис.
— Услышат голос? Я буду петь сегодня?
— А ты думала, я просто так пригласил тебя в компании всей группы? Выставка чудесна. И Эльпиника станет лучшим украшением сегодня.
— Мы просто не… обсуждали этого. — Замялась Эльпис.
— Муза моя, всего одну песню из твоего альбома.
— Хорошо, я могу исполнить «Песню о китах», — Эльпис указала на статую. — Будет соответствовать выставке.
Ника затаила дыхание. Лицо Пигмалиона своим выражением не сулило им ничего хорошего.
— Нет, — сказал он достаточно мягко, но при этом безапелляционно. — Милая, посмотри вокруг. Здесь не зря собралось столько важных кириосов. Они пришли не просто хорошо провести время. Они хотят послушать главный голос Ойкумены. Поэтому ты споёшь сегодня «Песню о китобоях».
— Что? Нет! Я не стану петь её! — воскликнула Эльпис.
— Станешь, это часть твоего альбома. И это важная песня для всех нас, — настоял Пигмалион. — Группа уже предупреждена, они готовятся в подсобке. Иди к ним, выступление будет через полчаса.
Он взял Эльпис за предплечье и подтолкнул к дверям с надписью «ДЛЯ СОТРУДНИКОВ». Как только Ника попыталась последовать за Эльпис, Пигмалион мягко остановил её.
— Сегодня она справится одна.
— Я так не думаю, — Ника не собиралась отпускать подругу, но Пигмалион в прямом смысле загородил ей проход.
— Не лезь! — осадил он её, шепнув на ухо. — Иди, смотри выставку.
— Я нужна ей сейчас! — Ника не планировала так просто сдаваться.
— Я здесь решаю, когда ты нужна, а когда нет. — Пигмалион схватил её за предплечье и притянул к себе. — Если я говорю не лезть — ты не лезешь.
Его рука — клешня чудовища, сжала крепко, цепко, пальцы сдавили кожу, впились в мышцы так, что ей стало физически больно. Это был первый раз, когда Пигмалион позволил себе дотронуться до Ники. Первый и последний! Резким поворотом плеча она вырвалась из его тисков, но не осмелилась возразить словесно.
— Не смей мне перечить, — сказал он категорично. — Тогда останешься при своём.
Она, молча, развернулась и ушла в сторону сцены, ожидать выступления Эли.
***
Эльпис хотела заплакать, но гримёрша запретила. Ей подправили макияж, широкие красные стрелки на пол лица, ресницы до бровей с крошечными пёрышками на кончиках. Сегодня она была похожа на искру пламени, только вот в сердце теперь ощущала настоящую бурю.
— Двадцать минут до выхода, — крикнула Леда, суетящаяся в коридоре.
— Как пластырь, — утешающе шепнул ей Каллимах.
— Где Ника? — спросила у него Эльпис, на что музыкант лишь повёл плечом.
— Я видел, как она пыталась пройти, но уважаемый кириос не пустил, — отозвался Махаон.
— Чёрт! — Эльпис спрятала было лицо в руки, но гримёрша в последний момент одёрнула её.
— Не смей трогать лицо руками!
— Вы знали про это? — спросила Эльпис требовательно у группы.
— Конечно, Пигми лично приехал и рассказал всё в деталях, а потом мы подписали соглашение, — с иронией в голосе ответил Каллимах.
— Если тебе хотя бы сообщают в последний момент, то с нами обходятся, как с холопами, — съязвил Евр.
— Поверить не могу! — Эльпис вымученно стукнула кулаком по столику, так что тюбики с помадами резко попадали на бок. Карандаш для глаз укатился под стол.
— Эй! — возмутилась гримёрша, но её проблемы сейчас не волновали Эльпис.
Она взяла листок с текстом «Песни о китобоях» и ещё раз посмотрела на него с ужасом. В каждой строчке ей виделись волны вспененного от крови моря.
— Каллимах? — Позвала вдруг она. — Ника рассказала мне про Орифию. Я… хотела сказать, что мне жаль.
На лице музыканта возникла скорбная тень.
— Почему ты не рассказал никому?
— А что бы это изменило? Что ты можешь сделать, могущественная Эльпиника? Вернёшь её? Это невозможно.
— Я… — Эльпис вся сжалась внутри.
Орифия пропала в никуда. Либо сбежала сама, либо её похитили. Причем, не преступники, а правительство. Что им могло не понравиться? Что она пела антивоенные песни? Что однажды нарисовала граффити с именем Алкида на стене здания? Орифия, как и многие, была настроена против войны с Гипербореей, но, в отличие от остальных, не боялась высказывать свою позицию. «А что они мне сделают?» — говорила она.
Что теперь? Сделали они, или она сбежала сама? Примкнула к Сопротивлению в отменённых землях, уехала в погоне за Океанией? Или её посадили… Но ведь при любом раскладе, виновник один… И ради этого виновника она должна была сейчас переступить через свои принципы и исполнить заказную песню, за что потеряет уважение к себе.
Сколько ещё людей должно кануть в смуте? Сколькие умрут ради удовлетворения желаний горстки людей?
А она что могла сделать?
Эльпис нагнулась и подняла с пола карандаш для глаз. Красный,
